— Ну как? — спросил у неё Ларин, когда она, запыхавшись, вбежала в класс.
— Всё нормально.
Лёвка Морозов всё это время крутился вокруг Инги Акуловой, не отходя от неё ни на шаг. Он готов был выполнить любое её приказание, но она ничего от него не требовала и как бы даже слегка тяготилась его обществом. Лёвка же рассказывал смешные истории, анекдоты и передразнивал всех тех, кого видел в коридоре. Инга иногда смеялась, ей нравилось, когда над людьми потешаются или даже издеваются.
— Эй, Туманова! — окликнул он Софью, когда та с Дмитрием Мамонтовым проходила рядом.
— Ну чего тебе?
— А что это ты кавалеров меняешь как перчатки?
— А тебе дело, Лёва?
— Конечно, дело, если спрашиваю. А с Лариным что, ты уже не дружишь?
— Дружу.
— А со мной?
— Ис тобой тоже. Но у тебя, по-моему, уже есть подруга, — Софья с ног до головы оглядела Ингу.
Та фыркнула. Когда же Лёвка к ней повернулся, она скривила губы и прошептала:
— Чего это они затеяли такое?
— Не знаю, — пожал плечами Морозов.
— Так узнай.
— Да они сами расскажут.
— А если не расскажут? — настаивала Инга.
— Ну вот тогда и узнаю.
— Нет, ты сейчас узнай.
— Хорошо.
Лёвка направился к стоящим у окна Мамонтову и Тумановой:
— А меня, почему не берёте в свою компанию?
— Отвяжись, — бросил Мамонтов, — у нас свои дела.
Лёвка заметил, что, когда он приблизился, ребята тут же сменили тему разговора, а затем и вовсе замолчали.
— Выходит, я вам уже не нужен?
— Будешь нужен — позовём. А сейчас отвали, Лёва, видишь, мы беседуем? — важно сказал Мамонтов.
— Ну ты даёшь!
Он вернулся к Инге. Та смотрела на него выжидающе:
— Ну, и?..
— Ерундой какой-то занимаются, болтают о чём-то.
— Я же тебя просила узнать, о чём. Я сама вижу, что они болтают.
— Откуда я знаю? — пожал плечами Лёвка и, заметив Лизу, что-то жующую на ходу, стал её передразнивать.
Лиза пожала плечами, дескать, кривляйся сколько влезет, а у меня конфет меньше не станет.
— Слышь, Сладкоежка, что это Туманова затеяла? Я тебе конфету дам, если скажешь.
— Нужна мне твоя конфета! Не знаю я! — ответила Лиза и пошла дальше.
Так продолжалось почти весь день. От Лёвки Морозова дети сторонились, и все его попытки выведать что-либо оказались безуспешными.
Уже перед ужином в комнату к Артёму Шубину зашёл Семернёв:
— Ну как ты? — строго спросил он, протягивая приятелю руку.
— Нормально.
— Бледный ты какой-то. Вот тебе подарок, — и он, как фокусник, вытащил из-за пазухи огромный грейпфрут и грушу. — Это витамины, тебе необходимо.
— Ну, ты, Сашка, прямо-таки в рифму заговорил! Поэтом решил стать, что ли?
— Сейчас съешь или потом?
— Ой, не знаю. Ничего я не хочу. Положи на стол.
Семернёв взглянул на часы:
— Давай попробуем зарядить тебя. Я, конечно, спец небольшой, а вдруг получится. Садись, — он усадил Шубина на табуретку. — Расслабься, закрой глаза, руки положи на колени, голову запрокинь. Да не так сильно, — ладонь Семернёва, прохладная и чуткая, легла на лоб Шубина. — Сиди, не шевелись, думай о том, что ты сосуд, например бутылка. Представил себя бутылкой?
— Представил, — прошептал Шубин.
— Очень хорошо. Теперь представь дальше, — как фокусник на сцене, протяжно и вдумчиво говорил Семернёв. — У бутылки есть горлышко, оно открыто, пробки нет. Я вливаю в тебя свою энергию, — прохладная ладонь Семернёва стала тёплой, и Артём почувствовал лёгкое покалывание в затылке. Голова чуть заметно дрогнула.
— Ещё… ещё… ещё… Моя энергия вливается в тебя.
— Эй, ты, осторожнее!
Наконец ладонь оторвалась ото лба. Семернёв стоял бледный, часто моргал, от напряжения на лбу у него выступил пот, и мелкие капельки поблёскивали.
— Тяжёлое это дело, Шубин. Честно говоря, я не думал даже.
— Учиться надо было лучше у Светланы Катионовны. А то ты штучками-дрючками своими занимался.
— Упущение. Согласен, — по-взрослому сказал Семернёв. — Теперь съешь фрукт.
— А пробку закрыть?
— Какую пробку? — не понял Семернёв.
— Да ту, о которой ты говорил.
— А-а, — засмеялся Сашка, — конечно, закрою, а то из тебя весь боевой дух выйдет.
После Семернёва вошёл Колыванов. Он принёс полные карманы конфет и пачку печенья.
— Всё это надо съесть!
— Да вы что, с ума сошли!