Территория Храма была окружена рвом, поросшим, словно махровым ковром, плотным слоем зеленой ряски. Дождь прекратился, стало душно. К достопримечательности со всех сторон стекались толпы туристов.
Глядя снизу на замок Химэдзи с маленькими бойницами, заостренными и будто закрученными кверху углами крыш, неприступными стенами, за которыми прятались извилистые лабиринты, Юра не мог не вспоминать легенды и красивые сказания о самураях и давних эпохах, когда достоинство и честь ценились превыше всего. Пока они поднимались по спирали, обходя замок раз за разом, начало казаться, что каждый круг будто отнимал у мира прошедшие столетия, все больше погружая его в прошлое.
— Теперь меня нисколько не удивляет, что здесь снимали “Последнего самурая”. Тут и “Властелина колец” вполне можно развернуть, — сказала Мила, беспрестанно обмахиваясь веером — в плену высоких стен не было даже легкого ветерка. Дождь закончился, и небо будто потянуло к земле — оно нависло сверху, как застывшая океанская волна.
— А нас и внутрь пустят? — спросил Пхичит. Его темные глаза загорелись азартом и любопытством. Юра уже несколько лет гадал, почему он не пошел в журналисты — из него получился бы первоклассный корреспондент.
Юри, шедший рядом, остановился и сдул со лба челку, бросив взгляд наверх.
— Конечно, пустят.
— Что, вспоминаешь славные деньки в Хасецу, когда я гонял тебя по лестнице вверх и вниз? — хмыкнул Виктор.
— Да уж, святые воспоминания.
— Зато тебе это пошло на пользу.
— Виктор, это тебе скорее пошло на пользу — только глянь, каким у нас стал мистер Кацуки, — ехидно заметил Крис.
Юри обернулся и гневно сверкнул глазами на Криса. Очков на нем сегодня Юра не видел с самого утра — Виктору периодически удавалось уговорить его нацепить линзы.
— Крис, ты… — начал Виктор, когда его вдруг прервал тоненький вскрик сзади.
— Виктор Никифоров!
Витя сначала долго смотрел на Криса, которому хотел было что-то сказать, потом на мгновение прикрыл глаза, выдохнул, растянул губы в елейной улыбке и повернулся.
К ним неслась толпа девушек азиатской наружности. Юра не стал сразу давать им статус японок, так как даже эта пара дней в Японии научила, что не все темноволосые, кареглазые и… и вот такие вот люди являются японцами. Более того, в Химэдзи им пока встречалось больше китайцев и корейцев, чем коренных жителей. И вообще, Отабек вон тоже азиат, но его Юра бы никогда не перепутал ни с кем другим.
— Кацуки Юри!
— Плисецкий! — задумавшись про расовые принадлежности, Юра совершенно забыл свое главное правило — если на улице узнали Никифорова, нужно тут же мимикрировать под окружающую действительность, потому что за этим всегда неминуемо следует “Ой, Юрочка”. Точно японки, решил Юра, услышав классический “токийский” вариант своей фамилии — “Пурисецки”. Виктора вот они как-то получше произнесли.
В проходе между стеной замка и самой крепостью было довольно просторно, но не когда вдруг оказываешься в кольце людей, которое все ширится и ширится, а еще выкрикивает что-то на разных языках. Разумеется, признали и Криса, и Пхичита, и Милу с Гошей, и Отабека, к руке которого тут же приклеилась какая-то совсем низенькая девушка с короткими высветленными волосами. Бабичеву назвали Людмилой, из-за чего ее улыбка на мгновение стала напоминать оскал. Юра, на автомате кивая какому-то молодому человеку на заверения в вечной признательности и “я ваш большой поклонник”, позлорадствовал про себя — Мила ненавидела свое полное имя.
— Можно с вами со всеми сфотографироваться? — услышал Юра тот же голос, что сдал их до этого с потрохами. Все Виктор виноват со своими волосами, по которым его только слепой не узнает. Покрасить его, что ли? Или хотя бы парик нацепить. Удивительно, что подобной сцены не произошло еще вчера.
— Ну что, хорошая попытка на время забыть, что мы все спортсмены, — по-русски прокомментировал Юра, поймав на мгновение взгляд Вити и вставая со всеми в плотную кучку, чтобы уместиться в кадр.
— Простите, — кто-то коснулся его предплечья, и Юру продрало по позвоночнику сверху вниз — тяжело жить на свете тем, кто не переносит случайных физических контактов.
Юра повернул голову и встретил умоляющий взгляд совсем юной девушки, которая была намного ниже него и сжимала в руках свой телефон так сильно, что, казалось, он сейчас просто треснет и сложится пополам.
— Да? — Юра нацепил на лицо улыбку. Он же всегда любил своих Ангелов, пусть они порой и сводили его с ума, просто сегодня он только-только начал забываться и отвлекаться от этого всего.
— А можно… — девушка судорожно подбирала английские слова, — можно фото с вами и Алтыном-саном?
Юра не знал, какая реакция была первой: желание разразиться смехом из-за этого “Алтын-сан” или потребность провалиться под землю. Об их с Отабеком дружбе преданные фанаты, конечно же, знали, но вот об остальном… Ты перестал быть человеку кем-то большим, чем друг, но для всех остальных вы же по-прежнему не разлей вода. Кто снимал с Юры перчатку зубами на гала? Кто обнимал его у всех на глазах, грозя раздавить ребра, когда он выиграл два года спустя чемпионат мира? С кем он выкладывал целую серию селфи с питерских крыш? Даже если очень постараться это забыть, вытащить из себя, отбросить в сторону, они-то не забудут. Все они, кто следит за твоей карьерой, за каждым шагом и взглядом. И для них даже то, что уже умерло в тебе, продолжает жить.
— Конечно, — Юра заставил себя кивнуть и прошел вслед за девушкой поближе к Отабеку. После череды общих фотографий с выросшей человек до пятнадцати толпой (в Японии правда так сильно любят фигурное катание?) обещание пришлось сдержать.
— Можно вас вдвоем? — не унималась девочка, и Юра удержался от фэйспалма — да восславит мир английский язык.
Улыбающийся Отабек отошел чуть в сторону от активно что-то обсуждавшей на жуткой смеси языков толпы во главе с бедным Юри, который работал для некоторых переводчиком, и махнул Юре рукой.
— Вот тут, вот тут! — заголосила японка. — Замок видно! — она чуть присела и повернула телефон горизонтально, слегка наклоняя его на себя, чтобы взять кадр повыше. — Мы так рады, что вы в Японии!
— И мы рады, — вежливо ответил Отабек, косясь на Юру.
Теплая и такая знакомая рука легла на плечи, пальцы мягко коснулись кожи там, где заканчивался короткий рукав футболки. Юра невольно вспомнил, что, когда они с Отабеком познакомились, тот был немного его выше. Сейчас они были одного роста — даже порой казалось, что Юра стал чуть повыше, буквально на пару сантиметров. Сбоку, где они соприкасались телами, растекалось тепло, от которого становилось еще жарче. Юра сдул со лба длинную челку, напоминая себе, что на таких фотках нельзя делать “лицо-кирпич”, как говорила Лилия. “Плисецкий, у тебя ни одной приличной фотографии с фанатами нет — все время такой вид, будто тебе только что сказали, что Деда Мороза нет!” — ворчала она.
Юра очнулся от размышлений, когда Отабек чуть крепче прижал его к себе, и все же улыбнулся в камеру, показав рукой, не притиснутой к чужому боку, козу. Девушка засмеялась и ответила поднятым вверх большим пальцем. Хотелось… хотелось просто так и стоять, пока остальные не закончат общение с фанатами или пока небо, наконец, не свалится вниз под тяжестью всей этой воды внутри облаков. А еще лучше — просто повернуть и чуть наклонить голову, чтобы уткнуться в так приятно и до кома в горле знакомо пахнувшую шею, которая сейчас казалась особенно смуглой на фоне легкой белой рубашки с короткими рукавами. И чтобы обняли так, как умел только Отабек — сгрести, как медведь, прижать к себе и держать так крепко, что слипались легкие. И на удивление это было нисколько не больно, а дышать, наоборот, становилось легче. Когда Юру вообще последний раз обнимали?