Жираф не прав, И слон не прав, А нам начхать, Нам не летать. И будет ночь, И будет день, А мы все пьем, Нам пить не лень.
Снова пронесся озорной проигрыш. Солист повихлял фигурой и продолжил:
По вечерам мы долго в ящик глядим. Пахать, работать тоже мы не хотим. Гляди-ка, все наши друзья уже там. А надо денежек побольше всем нам.
Припев подхватила добрая половина зрителей. Аплодисменты шли в такт музыке.
Песня еще не кончалась:
Старайся проще на песню нашу взглянуть. Крутою лампочкой осветим твой путь. Смотри сюда, не груша это висит, А наша лампа никогда не сгорит.
Озорные нотки проигрыша терялись за ревом публики. "Буратины" чувствовали себя на сцене, как рыба в воде. Последние ряды вскочили со своих мест и принялись дружно размахивать сцепившимися руками.
А раньше очереди были везде. Упорный дух витал в советском гнезде. А нету денег, так получим мы срок. И ты, и я, и он ведь тоже совок.
Последнюю строчку вместе с солистом пели все "Буратины". А припев уже скандировал весь зал:
Жираф не прав, И слон не прав, А нам начхать, Нам не летать. И будет ночь, И будет день, А мы все пьем, Нам пить не лень.
Зал оглушительно хлопал пять минут. Единый порыв захватил всех, кроме Иннокентия Петровича. "Вот он, хит", - грустно думал зам.ректора по культуре.
Веселый, запоминающийся проигрыш, смешные фразы ни о чем, понятные, простые слова припева, которые так здорово орать как можно громче, особенно когда уже дойдешь до нужной кондиции. Без сомнения, этой песне покорится финал, а группу ожидало великое будущее.
Сама песня показалась Иннокентию Петровичу отвратительной. Но даже заикаться от этом было крайне опасно. За такое мнение любой зритель из зала наплевал бы ему в лицо с чувством глубокого морального удовлетворения.
Голова заболела еще сильнее, затекли мышцы, закололо в боку. Напрочь забыв о черных призраках, Иннокентий Петрович потер виски. К сцене катились пустые бутылки из-под "Жигулевского". Витал табачный дым. Сзади кто-то смачно хрустел воздушной кукурузой. Ночное праздничное шоу было в полном разгаре...
... Вторая программа завершила свои передачи. О финише теледня возвестила противная пикалка вкупе с мигающей надписью: "Не забудьте выключить телевизор". Еще один вечер подходил к концу, до двенадцати оставалось совсем немного. А мне не спалось. Я счастливо оглядел комнату. Июльская стипендия лежала в кошельке, а кошелек в кармане. Если мне вдруг улыбнется судьба, то через десять дней туда упадет и августовская. Это означало, что к коллекции кассет в весьма скором времени добавится, как минимум, еще одна штучка. А может, и две.
Я лежал на диване, переполненный уютом и счастьем. Лень было вставать и выключать телевизор, на экране которого неприятно шуршали мелкие черные полосы. Неожиданно раздался звонок в дверь. И тут погас свет.
Что за черт?! Я прищелкнул языком. Конечно, что мне бояться темноты? Но когда снятся кошмары, приятно, знаете ли, протянуть руку и включить свет. Кто мог поручиться, что у меня сегодня не будет кошмаров? Кто мог поручиться, что они уже не начались? Кого это, интересно, так не вовремя занесло? Ладно, успел позвонить. А то в полной тьме мне пришлось бы услышать таинственный стук в дверь. И все же, кто там? Вспомнив криминальную хронику, я уже начал подумывать, а стоит ли вообще идти открывать. Тем не менее, имелся весьма большой шанс, что за дверью стоит Борька и теряет терпение с каждой секундой.
Надев шлепанцы, я поплелся к выходу.
Коридор у меня и так темнее некуда, а тут я еще позабыл, куда сдвинул стул.
Шаря руками в пустоте, я благополучно добрался до двери и открыл ее, пропустив обычное "Кто там?"
Какие, к черту, ночные кошмары! Я определенно не спал. Сердечко чуть не выпрыгнуло у меня из груди, вспомнив мои мечты об инфаркте. Передо мной стояло бледное чудище, по которому пробегали переливы отталкивающе-искрящегося свечения. В десяти или пятнадцати сантиметрах от моего лица находилась громадная уродливая голова с остроконечным подбородком, поверхность которой была испещрена страшными складками, морщинами и трещинами. Чудовище не собиралось ни исчезать, ни растворяться, ни впиваться в мою голову, высасывая мозги, а просто стояло в неподвижности. Вернее, стояла. На неоспоримость этой гипотезы указывала копна длинных волос и платье до пола, белеющее в непроглядном мраке подъезда.
Писать об этом легко, но видеть собственными очами у своего лица огненно-красные зрачки, черно-кровавые губы и длинные клыки с отблесками призрачного света... Голова моя мгновенно опустела. Я не понимаю, почему не упал сразу, почему не отключилось сознание, ибо нервы мои никогда не отличались особой выдержкой. Женщина-монстр не двигалась, как, впрочем, и я.
Текли тягучие секунды безмолвия, а мы стояли и смотрели друг на друга. Она прямо-таки вливалась взглядом в мои глаза, словно ждала чего-то. И тут я заметил, хотя все еще дрожал от напряжения, что изгиб ее губ хранит печаль, а в черных провалах лица вокруг глаз спряталась не угроза, а...
Это был мой самый необъяснимый поступок за всю жизнь. Шагнув вперед, я впился своими губами в ее мягкие губы, почувствовав языком холод клыков. В тот же миг голубой разряд крошечной молнии разъединил нас. Необъятный провал ужаса сдвинулся в сторону. Сознание на секунду пришло в норму, и я в беспамятстве рухнул вниз, скользнув щекой по прохладной шелковистой ткани платья ночной гостьи.
Часть вторая
"Что же делать червячку, Чтобы жизнь свою пройти? Чтоб увидеть яркую звезду После трудного пути".
* * *
... Как часто выстраиваемые целую вечность планы в мгновение рушатся от одного неверного шага. Как часто судьбы бесчисленного множества миров меняются от единственного импульсивного движения того, кто никогда не сможет понять ни сокровенный смысл этого зачастую нелепого, а порой и совсем неприметного поступка, ни суть вызванных им изменений, о которых он даже не подозревает...
Глава одиннадцатая
Satisfaction
Don`t know what you`re doin`, But you`re doin` somethin` I think I like Not sure what I`m feelin`, But it feels like somethin` so right The sound of your sigh, the touch of your skin Is takin` me places I`ve never been I wanna go there again and again `Cos you give me
Очнулся я от неприятного покалывания в подвернутой ноге. Открыв глаза, почти свыкшиеся с темнотой, я разглядел над собой лицо. Странные превращения разглаживали морщины, округляли вытянутые черты, уменьшал размеры. Возможно, я еще спал.