Выбрать главу

— Оставьте его, — просил Лудовико, — участь сия ждет всех предателей. Жизнь его была проклятием для общества и для семьи; пусть он возвращается в ад, откуда вышел нам на горе, и там, на берегах Стикса, приводит в ужас блуждающие тени рассказами о преступлениях своих. Думаю, что даже они оттолкнут его, как оттолкнули его мы, и это станет страшной карой за его преступления.

Лауренцию вынесли из узилища ее… Она едва не умерла от такового потрясения. Упав в объятия дорогого супруга, она залилась слезами: это единственный способ, каким могла она в тот час выразить волнение свое.

Поцелуи и нежные слова скоро заставили ее забыть о пережитых бедах, и воспоминание о них полностью стерлось из чистой и невинной души ее, где поселилось счастье… счастье, коим вознаградил ее добродетельный супруг, и без малого сорок лет народ Тосканы, поставив над собой новых правителей, гордился этой прекрасной, добродетельной и достойной самых высоких почестей женщиной. Она прожила жизнь в любви, уважении и почитании людском.

Примечание

Возможно, любителям итальянской поэзии доставит удовольствие прочитать полностью 78-й сонет Петрарки, приведенный выше в усеченном виде, ибо только так он подходил для нашей истории. Первые строки сонета подтверждают истинность слов Вазари, сказавшего по поводу этого сонета следующее:

«Какое счастье для художника встретить великого поэта! Художник пишет портрет, живущий всего несколько лет, ибо живопись подвергнута всякого рода превратностям, в награду же он получит стихи, которые вечны, ибо время не властно над ними. Симоне был счастлив встретить в Авиньоне Петрарку: за портрет Лауры он получил два сонета, обессмертившие его имя, чего ни одно из полотен его не смогло бы сделать».

В век возрождения искусств те, кто обновлял его, умели договариваться между собой и обоюдно воздавать по заслугам. Обретем ли мы сегодня таковое согласие… эту драгоценную чистоту?

Вот наш сонет в переводе, далеком от оригинала, но те, кто знаком с литературой, знают, что итальянская поэзия вообще не переводится.

Когда, восторгом движимый моим, Симоне замышлял свое творенье, О, если б он, в высоком устремленье, Дал голос ей и дух чертам живым.
Я гнал бы грусть, приглядываясь к ним, Что любо всем, того я ждал в волненье, Хотя дарит она успокоенье И благостна, как Божий херувим.
Беседой с ней я часто ободрен И взором неизменно благосклонным. Но все без слов… А на заре времен
Богов благословлял Пигмалион. Хоть раз бы с ней блаженствовать, как он Блаженствовал с кумиром оживленным[14].
вернуться

14

Перевод В. Левика. — Примеч. пер.