Пулемет, установленный за домом лютеранского священника, вдруг замолк. Стоявший за ним на коленях Спишиак судорожно схватился левой рукой за шею.
— Скорее сюда, идут! — закричал он хриплым, приглушенным голосом, и Плавка, сжавшийся за толстым стволом каштана, задрожал. За сараем рассыпалась, как сноп соломы, группа солдат в серой форме. Они разбежались по всему двору.
«Значит, заходят нам в спину, — с ужасом подумал Плавка. — Я здесь как в ловушке. Ох, как хорошо было там, наверху!»
Как он скучал по Погорелой, а вот теперь затосковал по лесу, как птица. Что теперь делать? Лучше всего было бы отступить к пожарной части, там больше партизан. Но что, если они ударят в спину?..
Спишиак, вероятно, ранен. Прежде постоянно улыбавшийся, теперь он, бледный, скорчился за пулеметом, а когда со стороны амбара засвистели пули, оставался некоторое время как окаменелый сидеть в этом положении, а потом свалился на бок.
— Я должен, должен, — вслух подбадривал себя Плавка и, зажмурив глаза, сделал три длинных прыжка к пулемету. Он умел с ним обращаться. Два немца тяжело свалились в грязь, остальные уползли за амбар.
Свыше двадцати партизан держались в здании сельской управы. Милке Пучиковой, Грнчиар дал револьвер, чтобы она сторожила пленного Шульце, которого не успели отвести в штаб. Шульце сидел на стуле, подняв руки вверх.
Милка узнала его, она хорошо помнила допрос. Фашист смотрел на нее с ненавистью, и его верхняя губа дрожала. Потом зазвенело оконное стекло, прогремел выстрел, раздался какой-то шум во дворе, и тяжелые дубовые ворота рухнули.
Янко лежал у пожарной части и стрелял по тому коридору, через который рвались немцы. Когда за воротами появилась стальная громада танка, он понял: отступать некуда. За ним — каменная стена. У него перед глазами все еще стоял Плавка, бесстрашно бросившийся к пулемету, и эта картина придала ему отваги. Нет, дешево он им не дастся. Он подбежит к танку и бросит гранаты под гусеницы, Связка уже блеснула в его руке, он уже готовился к прыжку, когда танк резко остановился, развернулся и пополз прочь. В облаке дыма за ним бежали солдаты и в ужасе кричали:
— Ivan kommt! Ivan! Ivan! [54]
Земля задрожала. Советские орудия вели ураганный огонь, поливая дорогу и поля за кладбищем сплошным металлическим ливнем. Земля фонтаном взлетала высоко в воздух. В этом мощном барабанном оркестре пронзительно свистели мины.
Из-за дома католического священника с невероятной скоростью вылетел маленький, верткий танк. Первый советский танк! От него на расстоянии каких-нибудь пятисот метров вовсю улепетывали два немецких бронетранспортера. Из-за холмов со стороны Дубравок появлялись все новые и новые советские танки, а за ними длинными цепями шла пехота.
Янко закричал от радости и выбежал за ворота. Они спасены! Спасены! Он хотел броситься навстречу советским солдатам, заключить в объятия первого же из них, но Феро Юраш загородил ему дорогу.
— Янко, — сказал он с грустью и взял его за руку, — она тяжело ранена…
— Кто? — вспыхнул Янко, не поняв, о ком говорит Феро.
— Милка, — ответил Феро Юраш.
Голос Янко дрогнул:
— Где она?
Милка лежала на диване в канцелярии старосты. Возле нее стоял Грнчиар, на глазах у него выступили слезы.
— Фашист ее через окно, — сказал он, скрипя зубами.
В его голосе прозвучал упрек, как будто бы это Янко виноват во всем. Как он мог поручить ей сторожить такого пройдоху? Сейчас негодяя, конечно, и след простыл.
На стуле сидел Мишо Главач, держа портфель на коленях. Он считал пульс на Милкиной руке.
Кровь застучала у Янко в висках. Как во сне, подошел он к дивану, и его подернутые влагой глаза встретились со взглядом Милки. Он схватил Мишо Главача за плечо и приглушенным голосом проговорил:
— Ну что? Удастся ее спасти?
Мишо озабоченно посмотрел на него. Янко прижался лбом к ладони Милки. Зеленая блузка, стянутая в талии армейским поясом, пропиталась кровью. Ее красивое лицо с тонкими чертами стало вдруг бледным, словно воск, а глаза, яркие, голубые глаза, сделались почти прозрачными.
Сморщив лоб, она смотрела на Янко, жадно глотала воздух и шевелила губами, как будто хотела что-то сказать.
Он поцеловал ее в горячий лоб и молча сжал руку. Она слабо улыбнулась ему и с усилием прошептала: