Встретившись с членами бельгийского федерального совета Интернационала (с одним из его руководителей, Сезаром де Паном, Лавров впоследствии был дружен), Петр Лаврович убеждал их в необходимости организовать манифестацию рабочих в поддержку революционного Парижа.
На этом миссия Лаврова не кончалась: из Брюсселя он отправился в Лондон к Марксу. К нему Лавров однажды уже обращался. 20 ноября 1870 года Лавров получил из Лондона такое письмо от Лопатина: «Дорогой Петр Лаврович, некоторые обстоятельства принуждают меня покинуть Европу. Если, бы к Вам был какой-нибудь доступ, я непременно заглянул бы к Вам, в Лапариж, поболтать лично о моих делишках; но писать я нахожу не совсем удобным… Я вернусь назад месяцев через 5, 6 и тогда, конечно, постараюсь немедленно разыскать Ваш адрес или Вас самих. А пока, до свидания. Будьте здоровы и счастливы». Шли месяцы. Вестей от Лопатина не было. Зная о дружественных отношениях Лопатина с Марксом, Петр Лаврович решился написать в Лондон. Это письмо от 27 февраля 1871 года Марксу до нас не дошло, но сохранился ответ на него:
«Милостивый государь!
Лопатин уехал в Соединенные Штаты, и я еще не получал от него известий. Имею честь оставаться преданным Вам
Карл Маркс»[11].
На самом деле Лопатин уехал в Сибирь освобождать из ссылки Чернышевского, но писать об этом было, конечно, нельзя. Это была тайна. Так произошел первый обмен письмами между Лавровым и Марксом.
Теперь предстояла личная встреча. В письме Сезара де Папа к Марксу, которое вез с собою Лавров, говорилось, что бельгийский федеральный совет взял на себя инициативу подписки в пользу парижских рабочих. Так следовало бы поступить и в других странах. В конце письма рекомендация: «Пересылаю Вам настоящее письмо через одного из наших добрых друзей, члена парижской секции Тэрн, гражданина Лаврова, характер которого, обширные познания и большую преданность Интернационалу, в частности, и социальному прогрессу, вообще, мы оценили во время его пребывания в Бельгии».
Вероятно, это письмо Лавров передал Марксу в конце апреля. Состоялось знакомство. О чем они говорили — мы не знаем. 4, 11, 18 июля Лавров присутствовал на заседании Генерального Совета Интернационала, слушал выступления Маркса и Энгельса.
Быть в Лондоне и не побывать в Британском музее? Входного билета не было, и по заведенному порядку Петра Лавровича допустили только till Glass (до стекла), то есть до входа в обширную круглую залу читальни, откуда через большое стекло были видны расположенные в несколько этажей книги, множество столов, расставленных концентрическими кругами. Огромный купол над залой равномерно бросал свет на столы читателей…
С первых дней провозглашения Коммуны Лавров стремился понять смысл происшедшего социального переворота.
По свежим следам он опубликовал 21 марта в брюссельской газете «Интернационал» статью, в которой писал, что в Парижской Коммуне роль «главного революционера» сыграли «простые рабочие». «Все мои пожелания… сводятся к тому, чтобы победила эта республика, вышедшая действительно из народа, основанная рабочими, которые желают только справедливости и братства…» После выборов в Совет Коммуны в этой же газете появилась опять статья Лаврова, приветствовавшая новую коллективную власть. Центральный комитет Национальной гвардии, писал в ней он, честно выполнил свой нравственный долг — отрекся от диктаторской власти в пользу избранной Коммуны. Так утвердились принципы общественной справедливости, и «теперь Париж имеет право на искреннюю симпатию всех истинных друзей прогресса, в особенности социалистов, всех стран». Свои впечатления о Парижской Коммуне Лавров изложил и в письмах к Штакеншнейдер.
Париж, 21(9) марта 1871 годаг «Не знаю, писал ли я Вам из Брюсселя, что, но моему мнению, Парижем легко может овладеть первая партия, которая выставит умных и энергичных деятелей, лишь бы эти деятели решились захватить власть… Эта мысль оправдалась и, к счастью, первой партией, выставившей людей, был действительный народ, рабочие, единственно здоровый и надежный класс этого гнилого общества. Все громкие имена Франции скомпрометированы и не внушают доверия».
Париж, 30(18) марта: «Существующее в Париже правительство честнее и умнее, чем какое бы то ни было перед этим в настоящем веке, но против него громадная оппозиция, против него рутина, оскорбленные самолюбия».
Лондон, 5 мая (23 апреля): «Борьба Парижа в настоящую минуту — борьба историческая, и он действительно находится теперь в. первом ряду человечества. Если бы ему удалось отстоять себя, это бы продвинуло историю значительно вперед, но если он и падет, если реакция восторжествует, идеи, засвидетельствованные несколькими неизвестными людьми, вышедшими из народа, настоящего народа, и ставшими во главе управления, эти идеи не умрут».
Парижу не удалось отстоять себя. Погиб в бою с версальцами главнокомандующий сил Коммуны Ярослав Домбровский. В 20-х числах мая на улицах города произошли кровопролитные сражения. Версальцы занимали один квартал за другим; более 30 тысяч коммунаров было расстреляно без суда. Последние бои происходили на кладбище Пер-Лашез. Группа храбрецов самоотверженно оборонялась среди могил и склепов. Тут, у высокой белой стены, выходившей на улицу Мира, и были расстреляны последние защитники революции. Они умирали с возгласами: «Да здравствует Коммуна!»
Пребывание Лаврова в Лондоне не осталась тайной для царского правительства. В начале июня 1871 года пронырливый агент III отделения А. Ю. Балашевич-Потоцкий, содержавший антикварный магазин напротив Британского музея, познакомился с Лавровым и заинтересовал его своими деловыми связями. В III отделение начали поступать подробные донесения. Первое из них, помеченное 2 июня, 12 часов ночи: «Сюда прибыл из Парижа полковник Лавров, и сегодня мы обедали с ним в отеле». Убедив жандармское начальство в необходимости предоставления ему дополнительных средств, «граф Потоцкий» на протяжении пяти лет не выпускал из поля зрения Лаврова. Он встречался лично с ним в Лондоне, незамедлительно сообщая об этом в Петербург, и поддерживал с Лавровым переписку.
Вот еще одно донесение, от 28 июля 1871 года: «Лавров 24 июля уехал в Париж, где намерен пробыть 3 месяца для поддержания организации Интернационала и корреспонденций в русские газеты, куда постоянно отправляет статьи под псевдонимами и за что получает хороший гонорар».
Действительно, Лавров возвратился в Париж. Дома он нашел кипу газет с информацией о последних днях Коммуны, с отчетами о судебных процессах над коммунарами. Город жил под впечатлением жестокого разгрома Коммуны, еще продолжались преследования участников рабочих организаций, секций Интернационала, коммунаров.
Из Парижа идут письма Марксу, Энгельсу, видному деятелю Интернационала Герману Юнгу. Всех их волновала судьба коммунаров, прилагались усилия, чтобы собрать для них средства, помочь выбраться в безопасные места. Этим был занят и русский эмигрант, имевший паспорта для участников революции 18 марта. '9 августа Энгельс сообщил Лаврову, что в Лондон прибывают все новые и новые эмигранты, среди которых известные коммунары Вайян, Тейс, Лонге. Тут же Энгельс просил устроить подписку на «Gazette des Tribuneaux», которая печатала наиболее точные тексты версальских судебных процессов.
Однажды к Петру Лавровичу явился человек, предъявивший визитную карточку торговой фирмы «Трибер» и клочок бумаги с адресом Лаврова, написанным двумя почерками. Один из них показался знакомым. Петр Лаврович проявил все же осторожность и не выдал паспорта, но написал Энгельсу: «Хорошо знакомый и дружеский почерк подействовал на меня так, что я не отказал этому человеку наотрез, но поскольку всякий почерк можно подделать, то прошу Вас поговорить с Джонсоном (это один из псевдонимов Карла Маркса. — Авт.} и написать мне немедленно, достаточно ли добропорядочна и надежна эта торговая фирма». Лавров не ошибся. Через три дня Энгельс сообщил ему, что адрес действительно «был написан рукой Джонсона», а фирма «Трибер» вполне честна и надежна.