Комментарий к Time for truth
Медленно, но уверено мы приближаемся к финишной черте.
========== These are the days of our lives ==========
Солнце окрашивает небо бледно-розовыми красками, заглядывает последними, тёплыми лучами в окна и скрывается за горизонтом. Вечер медленно окутывает большой и шумный город.
В комнате мрачно, никто так и не решился включить свет, хотя сейчас это, наверное, последнее, что имеет значение в сложившейся ситуации. Ложь, сплетающаяся нитью в целую жизнь, с глухим треском рвётся на части, врезаясь острыми осколками правды куда-то под рёбра и заставляя говорить.
— Девяносто первый был адским, впрочем, ад начался ещё в восемьдесят шестом, если не раньше. Ты пока что не знаешь этого, и всё, что я делал, было для того, чтобы и не узнал, но Фредди в восьмидесятых будто сломался. Многие, возможно, этого не замечали, только бритвенными станками нас закидывали и вовсю обсуждали неудачную смену имиджа Меркьюри. Но правда ведь в том, что изменился не имидж, а скорее он сам - перегорел, словно и себя настоящего затолкал так глубоко, что даже никто из нас докопаться не мог.
Брайан всё это помнит слишком хорошо, будто вчера было, хотя на деле - почти целая жизнь с этого момента прошла. Вот только глаза Фредди - пустые, с наркотической пеленой и полным безразличием, - где-то на подкорке мозга отпечатались, и усы эти дурацкие, которые не шли ему никогда.
— Мы все не святые, ты и сам знаешь. Быть музыкантом и мимо героина пройти, наверное, невозможно было, но на фоне нашего музыкального подъёма в жизни за пределами сцены всё совсем не гладко было. Это сейчас я понимаю, что Фредди просто чувствовал себя одиноким, ведь на фоне наших семей и вечной погружённости в собственные проблемы он был совсем один. Наверное, именно поэтому он так отчаянно пытался окружить себя людьми, пусть и не самыми лучшими. С другой стороны, что ещё ему оставалось?
В то время о грандиозных вечеринках Меркьюри едва ли не легенды ходили, вот только обратной стороны никто не видел: утро после - всегда маленькая смерть. И героин - дерьмо такое, что, попробовав однажды, слезть становится почти невозможно. Нужен стимул, и у Брайана с Роджером и Дики он был: семья, дети, быт. У Фредди был только он сам.
— Фредди отдалился от нас, да и на себя прежнего больше был не похож. Это не тот застенчивый парень, которого ты знаешь, и даже не тот эксцентричный вокалист, которого знали все, он падал на самое дно, а мы были слишком заняты собой, чтобы протянуть ему руку. И однажды он достиг своего предела, мы все достигли, ударились об это дно, понимая, что дальше падать некуда. Это был тот год, когда мы узнали о болезни Фредди.
Сначала они не верили, думали - доктора ошиблись, ведь это могло произойти с кем угодно, с кем-то там далеко, но правда на то и правда, чтобы быть горькой и заставлять очнуться. Понять, что на самом деле важно.
— В одно время всё стало, как прежде: мы сплотились так, как это было только в самом начале, и работали на износ, Фредди вернулся, вот только осознание того, что скоро всё это закончится, всегда эфемерно висело в воздухе, но Фред держался до конца: он худел на глазах, стал почти прозрачным, тонким, в конце даже дышал с трудом, но никогда не сдавался, до последнего в студию ходил и пел, всё так же, будто и не было никакой болезни, стоит только глаза закрыть.
Брайан пытается не плакать, но видит, что Роджер слёзы в себе сдержать не может. Глаза у него блестят этими невыплаканными слезами, почти как тогда, в девяносто первом.
— Мне кажется, мы до последнего не верили, что однажды наступит день без Фредди, в голове это уложить было невозможно, пока однажды это не произошло.
Брайан этот день хотел бы забыть, вычеркнуть из памяти, будто его не было никогда, вот только быстро понял, что Фредди ему это не вернёт, Фредди всё равно останется лишь воспоминанием: ярким, особенным и незабываемым воспоминанием.
— Мы все будто умерли вместе с ним в тот день, казалось, что всё кончено, дальше не будет ничего, но если мы с Дики боль свою держать в себе не могли, то с тобой всё наоборот случилось. Роджер, ты должен понять, что тогда я потерял не только Фредди, я потерял вместе с ним тебя: вместо того, чтобы стать друг для друга опорой и поддержкой, мы отстранились настолько, что в какой-то момент чужими стали, а после - Дики не выдержал, ушёл, в никуда. Queen для него без Фредди не существовало, может быть, конечно, в этом он в итоге оказался прав, но ты… Ты не уходил в буквальном смысле, но близко к себе больше не подпускал, будто винил в произошедшем всех вокруг, и меня в том числе, как будто, имей я возможность как-то это исправить, я бы это не сделал, наверное, именно тогда впервые в жизни я реально задумался о возможности всё изменить.
Возможно, это был лишь приход от передоза снотворным и антидепрессантами, в конце концов, он ведь почти что официально псих, пролежавший в дурдоме некоторое время, но идея уже была, и Брайан схватился за неё как за спасательный круг.
— Я был один. Тебя не было со мной рядом. Не было никого. Группа, друзья, музыка, жена, отец, ты — я потерял всё в один момент, и единственное, о чём я мечтал - чтобы этого никогда не произошло. Тогда я начал изучать, - наука всегда помогала мне отвлечься от реальности, - и я погружался всё глубже и глубже, выкидывая всё заработанное годами ради проверки очередной бредовой теории. Пока не наткнулся на один пост неадекватного старика из Йоркшира. Он говорил о каком-то волшебном минерале, способном изменять время. Я особо не надеялся ни на что, когда ехал туда, ведь подобных психов повидал на то время много. И первое время этого к ним тоже причислял. Но минерал, на всякий случай, собрал и привёз в лабораторию.
На то время с Моррисоном Брайан толком дел не имел, знал только, что тот горит наукой и верит в своё непоколебимое превосходство и минерал ему скинул только потому, что сам возиться не захотел. Он почти что перестал верить, даже смирился с тем, что имел.
— Я не верил в то, что это сработает, но чудеса бывают, и ты - прямое этому доказательство.
Брайан знает, что Роджер этому чуду вряд ли рад, вот только он в то время едва ли себя от радости осознавал. Перед его глазами яркими красками горела новая жизнь, возможность всё исправить и прожить так, как они все того заслуживают. Быть счастливыми. На тот момент Брайан ещё не знал, что минерал прошлое не меняет, а лишь создаёт альтернативную линию.
— Я просто хочу, чтобы ты понимал: никогда в жизни я не хотел тебе навредить. Я хотел для тебя счастья, хотел, чтобы ты никогда не знал, что такое терять, чтобы жил без чувства вины и потери, хотел, чтобы мы все были рядом, я очень хотел дать тебе второй шанс.
Теперь Брайан как никогда чётко осознаёт, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
— Всё должно было быть по-другому, мы планировали отправить тебя в восьмидесятые, чтобы потом ты смог всё исправить, но кто-то влез, - я не знаю кто и зачем, и что ему от нас нужно. Разработки приостановили, но я обещаю, что сделаю всё, чтобы вернуть тебя домой. Не держи на меня зла, Роджи. Я просто хотел спасти всех нас.
Брайан ждёт от Роджера приговора, но, несмотря ни на что, ему становится легче, что он избавился хотя бы от части лжи.
Роджер больше не чувствует удивления или злости: он узнал так много, и каждый раз правда сродни выстрелу в голову - одним больше, одним меньше, - разницы никакой. Он бы хотел винить Брайана, кидаться на него с кулаками и орать, заставить ответить за всё, что ему пришлось тут пережить по его вине. Вот только злости отчего-то нет совсем.
Роджер понимает, что на его месте поступил бы так же, не будь он таким тупым, конечно. Да и, к тому же, не попади он сюда, он бы никогда не узнал правды, которая, как оказалось, всегда лежала на поверхности, а он просто не хотел её замечать. Роджеру надоело всегда оставаться в стороне, и если уж они вскрывают карты, он хочет всей правды, до конца.
— Все эти вещи, они довольно старые, ты всё это время хранил их. Я хочу знать - почему? Но только правду, не заливай мне про дружбу и банальную сентиментальность.
Роджер Брайана знает слишком хорошо, и излишней сентиментальностью тот не отличался никогда, именно поэтому Роджер знает - вещи эти для Мэя важны.