— Я не такой смелый, как Фредди, Брайан, и никогда не смог бы миру вызов бросить. Фредди не боялся быть собой, он делал то, что ему хочется, и плевать на общество, он, наверное, всегда знал, что этот мир до него ещё не дорос, как и я, в общем-то. Я не мог признать, что на своего лучшего друга я смотрю совсем иначе, не так, как должен нормальный парень смотреть на другого парня. И что, когда я Фредди увидел, мысли в моей голове совсем не дружеские пробежали. И это пиздец как страшно. Я всегда с восхищением на Дэвида смотрел, не просто так его в кумиры записал, потому что он мог без всякой ебанины прямо сказать, что мужики для него, как и женщины, в равной степени интересны, и это круто, потому что я этого как огня боялся, с самого детства думал, что если узнает кто-то, что если даже сам в себе это признаю, то все от меня отвернутся. И тебя я потерять не хотел, потому, что ты мне о своих чувствах ни слова ни говорил, но, чтобы ты знал, тот поцелуй для меня многое значил, я очень хотел поцеловать тебя, но смелости так и не хватило.
— Ты поцеловал, — тихо произносит Брайан, находясь в какой-то прострации.
Роджер усмехается: значит, всё-таки решился, вот только, судя по всему, ничего этот поцелуй не изменил.
Всю свою жизнь Брайан мнил себя самым главным специалистом по Роджеру Тейлору. Он научился определять все оттенки его эмоций, знал, когда Роджи расстроен или зол, мог понимать его без слов, достаточно было лишь взгляда, но, как оказалось, Роджер прав, он никогда не пытался взглянуть дальше. Брайан был так погружён в собственные страдания, что мастерски убедил себя — с Роджером шансов нет, а ведь Роджеру нужна была помощь, и в том, что тот нашёл её именно в Бене, виноват только сам Брайан, и, может быть, немного Фредди, который тоже искал множество причин, чтобы ничего не делать, вместо того, чтобы хотя бы попытаться.
— Прости меня, — наконец-то встречаясь взглядом с голубыми глазами, говорит Мэй.
— Что уж там, Бри, мы оба охренительно проебались, — Роджер подходит ближе внезапно, и так же внезапно берёт в свои холодные ладони чужую ладонь.
Брайан чувствует, как дрожат их руки, и слышит тяжёлое дыхание Роджера совсем рядом.
— Я бы очень хотел всё изменить, — шепчет Мэй.
Сейчас его накрывает таким сумасшедшим сожалением, ведь жизнь прожить заново он не сможет уже никогда и исправить ошибки тоже не в его силах, но Роджер сможет, и это хоть немного согревает изнутри.
— Скажи мне всё это, когда будешь там, умоляю, Роджер, скажи, — просит Брайан.
Ему хочется верить, что хотя бы в одном из возможных будущих они ещё смогут быть вместе.
— Зачем? Я ведь уже сказал это тебе, — отвечает Роджер.
— Но я останусь тут, а ты вернёшься домой, к своему Брайану, и, возможно, ты сможешь всё изменить.
Роджеру больно это слышать и больно видеть, все пережитые страдания в таких до боли родных глазах.
— Ты - мой Брайан. В любое время. Это не изменится.
У Брайана сердце на несколько секунд замирает, а после начинает отбивать просто сумасшедший ритм. Эти слова согревают все частички израненной души, воскрешают то трепетное, сладкое чувство, словно Брайан снова становится молодым. Роджер так близко, Брайан видит, как дрожат его длинные ресницы, как в больших глазах отражаются его собственные, и как заполошно стучит его сердце. Ради этого момента Брайан готов пройти весь этот путь заново, лишь бы однажды услышать эти слова.
Да, Брайан изменился, его волосы больше не отливают на солнце едва заметными отблесками рыжего, глаза его не такие яркие и полные неудержимой энергии, лицо расчертили лучики-морщинки, но Роджер всё ещё видит перед собой того самого Брайана, с которым однажды они решили покорить этот мир.
Брайан почти что упускает тот самый момент, когда Роджер тянется ближе, почти что накрывая своими губами его. Брайан мечтал об этом всю жизнь. Он представлял себе этот момент миллионы раз: Роджер менялся, его волосы становились короче, даже привкус табака однажды исчез с его губ, но поцелуй его был всё ещё самым заветным желанием, которое Мэй так и не получил.
Судьба - та ещё сука коварная, ведь вот он, его Роджер, с длинной, лохматой копной волос, с длинными ресницами и тонкими, розовыми губами, с привкусом табака. Он готов перейти черту, разломать к чертям стены, что выстроились за всю жизнь. Вот только Брайану за семьдесят, он престарелая, постепенно угасающая легенда рок-музыки, ему на свете осталось, в лучшем случае, не больше десятка лет - Брайан не ставит на больше, ему и не хочется, и Роджер этот, украденный у самого себя, - подло, некрасиво и бесчестно. Больше всего на свете Брайан хочет его поцеловать, но просто не может, не теперь, не в этой Вселенной.
Роджер глазами непонимающе хлопает, когда Бри осторожно отстраняет его от себя. У него в голове полный бардак, подмешанный на непонимание.
— Что не так? — спрашивает он, стараясь поймать чужой взгляд, который снова ускользает.
— Время, место, мы, — поясняет Брайан.
Он не ждёт от Роджера другого, а потому даже не удивляется, когда тот взрывается праведным гневом. Это вполне в его характере, и эмоции он в себе держать не умеет. Толкает так, что Брайан хорошенько так в стену впечатывается, и кричит, сверкая глазами словно молниями.
— Дело не во мне, Брайан, никогда во мне не было! Дело, в том, что ты трус и даже зная, что чувства твои взаимны, боишься свои сраные принципы перешагнуть!
Роджер оглядывается по сторонам и, не найдя ничего более подходящего, швыряет со стола всё, что там стоит, на пол. Чашки со звоном бьются и рассыпаются осколками по паркету, это всё, что остаётся Брайану, потому что сам Тейлор уносится в комнату, не забывая демонстративно громко хлопнуть дверью. Вот он, Брайан, как и эта посуда — разбитый.
Роджер прав. Брайан трус. У Брайана много изъянов, которыми он не гордится, но в этой ситуации он просто по-другому не может. Может быть, однажды Роджер его поймёт, по крайней мере, Брайан надеется, что не похерил своё будущее и в другой реальности. Ведь правда в том, что свою жизнь Брайан прожил, и привязывать Роджера к себе права не имеет.
Роджер вернётся домой и обязательно будет счастлив.
***
Последующие несколько дней Роджер не видит Брайана от слова “совсем”. Тот уносится в лабораторию с самого утра и о том, что тот вообще заходил домой, Роджер узнаёт лишь потому что на кухонной тумбе каждое утро находит недопитую чашку с чаем, и холодильник каждый день пополняется едой. Роджер злится. Его распирает от желания высказать Брайану своё негодование снова и снова, и может быть это даже хорошо, что его нет, потому что, скорей всего, вряд ли им удастся прийти к чему-то общему, а пустые разговоры Бри не любит, Роджер знает это хорошо, так же хорошо, как то, что Мэй ни за что не позволит себе перейти черту, и так и будет оправдывать себя своим никому не нужным геройством.
Роджер старается верить Брайану, но прагматизм то и дело мелькает где-то на подкорке, напоминая, что домой он может уже не вернуться, и что тогда? Выходит, он так и останется один на один со своими никому не нужными чувствами. Жизнь, конечно, лихо закрутила, давая ему в полной мере почувствовать себя в чужой шкуре, и Роджеру это совершенно не нравится.
Он не выходит на улицу, даже когда мстительный голосок внутри подбивает сделать это назло Брайану. Тем не менее снова встречать этого безымянного ублюдка Роджер не хочет, а потому просьба Бена встретиться застаёт его врасплох. Роджер не знает, имеет ли право приглашать Харди сюда, да и не хочет, собственно, ведь, если ненароком вернётся Мэй, перепалки не избежать, а Роджер уже порядком устал от этих драм. Он правда хочет отказать, но Бен просит так искренне, с нескрываемой надеждой, что у Роджера не остаётся выбора. Он назначает встречу в ближайшем к дому парке в надежде затеряться в толпе, хотя и так знает, что если этот человек, - или не человек, хрен его знает, - захочет его найти, то, скорей всего, труда это ему не составит. Роджер обещает себе, что это не займёт больше получаса, в конце концов, если у Бри с этим чудиком всё получится и он скоро унесёт отсюда ноги, он должен хотя бы попрощаться.