В ночь на 21 января распогодилось, солнце катилось по горизонту, озаряя небосвод. Шлюпы конвоировали киты, пуская фонтаны, подныривали под «Мирный». Между парусами звонко хлопали крыльями птицы.
— Беспременно опять льдинный материк отражается на небе. — Лазарев всматривался в поднимавшийся на глазах отблеск.
— Льдинный ли, Михаил Петрович? — Галкин взмахнул рукой, пытаясь поймать резвую пеструшку. — Сии птицы токмо на льдинных полях не приживутся, потомством не обзаведутся, земля им надобна, без нее не выживут. Стало быть, оная среди льдов обретается.
Командир с любопытством слушал доктора.
Навстречу потянулись ставшие уже привычными караваны плавающих ледяных островов. Ветер менялся, приходилось каждую минуту уклоняться от неприятных спутников. Одна из льдин вплотную прошабрила правый борт, срезая головки гвоздей и задрав листы медной обшивки. Около трех часов ночи сплошной лед опять преградил путь. Не более кабельтова оставалось до кромки спаянных вплотную льдин, полукругом окружавших корабли. Все офицеры «Мирного» вышли на бак, всматриваясь в ледяные утесы, протянувшиеся сплошь с запада на восток. Плоские поверхности утесов, как и прежде, полого поднимались и где-то у самого горизонта переходили в ледяные горы.
Абернибесов повернулся к Лазареву:
— Похоже, Михаил Петрович, льдяные горы тянутся от предыдущих, виденных нами пять дней тому.
— Павел Михайлович, кликните Ильина, пускай доложит наше место.
Несмотря на поздний час, матросам не спалось, на палубу поднимались подвахтенные, прислушивались к разговору на баке.
Запыхавшийся штурманский помощник со шканечным журналом выбежал, как был, не одеваясь, без шапки.
— На три часа пополуночи, ваше благородие, широта южная шестьдесят девять градусов двадцать пять минут, долгота западная один градус одиннадцать минут, — отчеканил он, протянув командиру журнал.
Командир мельком взглянул на журнал, повеселел.
— В другой раз обошли наполовину градуса южнее знаменитого капитана Кука.
— Но то не беда наша, а слава, Михаил Петрович, — вставил Абернибесов. — Россияне, стало быть, не худо по морям хаживать могут, на крайний случай аглицким не поддадутся. Наши в поле не робеют.
Пока разговаривали, пошел мокрый снег, с «Востока» прогремела пушка. Новосильский вскинул подзорную трубу.
— «Восток» телеграфирует: «Переменить галс к осту, держать на румбе норд-ост».
Лазарев посмотрел на вымпел.
— Право, жаль расставаться с южными широтами. Надобно бы пробежать десяток-другой миль вдоль кромки, однако ветер заходит к осту.
В полдень наступило безветрие, Лазарев пригласил к обеду начальника экспедиции и офицеров «Востока». После обеда командир показал гостям искусно выделанные чучела пингвинов, пеструшек, бурых птиц. В каюте командира под потолком висел, распластав крылья, белый альбатрос. Офицеры «Востока» удивились.
— Кто сей искусник на «Мирном», что такие поделки мастерит?
Лазарев указал на Галкина:
— Вот он, умелец, срабатывает, пожалуй, добротней ученого натуралиста.
— Где же вы научились? — спросил Беллинсгаузен.
— В бытность мою преподавателем и директором гимназии в Казани неоднократно приходилось препарировать для естественных наук животных и птиц разных. К тому же отец егерем служил. От него многое почерпнул.
Корабли лежали в дрейфе. Спустили шлюпки, отправились к большой льдине. Предварительно с «Востока» из коронад дали по льдине несколько выстрелов. От льдины откололись большие куски. Матросы вытащили их на пологий берег айсберга, льдины раскалывали на мелкие части и отправляли на корабль. Скоро все бочки наполнились кристально чистым льдом. Задул противный ветер, шлюпы изменили курс, чтобы испытать еще раз возможность пробиться сквозь льды к континенту.
Не успели корабли лечь на новый галс, как начался сильный снегопад. Опять паруса облепило густо снегом, снасти обледенели, корабли теряли ход. Пришлось поворачивать против ветра, лавировать, стряхивая с парусов снег. Вся подвахта скалывала лед с обледенелых снастей, сбрасывала за борт снег с палубы.
В начале февраля ветер стал крепчать, дул с порывами, повалил мокрый снег, пришлось взять рифы.
Как всегда, в полночь, после четвертых склянок, Лазарев обошел корабль. На «собачью вахту» заступали надежные люди. «Мирный» шел правым галсом, удерживаясь в видимости зажигаемых каждый час огней фальшфейера «Востока». Порывом ветра с вант фок-мачты сбило огромную сосульку, она с грохотом разбилась о палубу. «Пора и вздремнуть», — подумал командир, спустился в каюту и, не раздеваясь, прилег на диван. Где-то рядом, за бортом, мерно шумели разрезаемые форштевнем волны, гулко стучали по обшивке встречаемые льдины.