Кристен мягко взяла меня за руку:
– Пойдем-ка, дорогая. Прихватим тебя с собой на кладбище. Только вот найдем твоих родителей, предупредим, что ты поедешь с нами. Ник уже ждет нас у машины.
«Ник. Муж Кристен. Лучший друг Джеймса. Джеймс…»
Я покорно двинулась следом за Кристен.
– Вообще-то я собиралась пойти домой…
Она выразительно взглянула на мои новые туфли на десятисантиметровом каблуке и вздернула тонко выщипанную бровь:
– Да уж, конечно.
После похорон Ник подвез меня до дома, и Надя с Кристен заботливо проводили меня в квартиру. Остановившись в прихожей, между входной дверью и столовой-гостиной нашего уютного трехкомнатного бунгало, я огляделась по сторонам. Кожаные, карамельного цвета кресла без боковин, диван из серовато-коричневого шенилла. Плоская телевизионная панель, вмонтированная внутрь большого шкафа цвета лесного ореха (с тех неведомых пор, как я последний раз смотрела телевизор, дверцы так и остались незакрытыми). Три вставленных в рамочки рисунка Джеймса украшали стену над длинной тумбой у входной двери.
Все было вроде бы на своих обычных местах – за исключением того мужчины, что когда-то жил здесь.
Я бросила ключи и сумочку на тумбу. Надя, гулко отстукивая в тишине дома каблуками, прошла через гостиную к кухне:
– Не хочешь чего-нибудь выпить?
– Чаю, пожалуйста, – отозвалась я и, скинув обувь, несколько секунд с наслаждением расправляла затекшие пальцы.
Надя достала блендер для коктейлей, черпнула из лоточка в морозилке кубики льда и кинула их в кувшин. Они тут же начали потрескивать, недовольно подлаживаясь под теплоту стенок сосуда.
– Может, чего-нибудь покрепче?
Я лишь пожала плечами:
– Конечно, давай. Все равно что.
Кристен посмотрела на нас, стоя у кофейного столика, рядом с которым успела скинуть туфли, и нахмурилась. Она уже удобно устроилась на кожаном кресле рядом с камином, подобрав под себя ноги. Я направилась в глубь дома к спальне, все время ощущая на себе ее внимательный взгляд.
Я прошла прямиком к стенному шкафу, где висела наша с Джеймсом одежда, и распахнула филенчатые дверцы. Мои вещи висели там рядом с его костюмами – угольно-черными, темно-серыми и темно-синими. Некоторые из них были в тонкую полоску, но в основном – однотонные. «Строгие костюмы», как он их называл. Как же они разнились с клетчатыми рубашками и джинсами, которые Джеймс обычно предпочитал надевать!
Проглядывая его гардероб, можно было подумать, что он принадлежит двум совершенно разным людям. Мне и самой порой казалось, что живу я с двумя разными мужчинами. Тот, что работал в «Донато Энтерпрайзес», был слишком официален и сдержан в сравнении с вольным художником с закатанными рукавами и до локтей измазанными краской руками.
Я же любила их обоих.
Прижавшись носом к его любимой голубой рубашке, я глубоко вдохнула. Густой амбровый аромат его одеколона с нотами сандалового дерева смешивался с запахом скипидара, которым он оттирал кисти и шпатели. Эта рубашка была на Джеймсе в последний раз, когда он брался за краски, и теперь, закрыв глаза, я словно воочию увидела, как при энергичных движениях кистью перекатываются под бледно-голубой хлопковой материей его крепкие натренированные мышцы.
– Не хочешь поговорить? – спросила Кристен за моей спиной.
Я молча помотала головой и, развязав узел на поясе, скинула с плеч платье. Оно мягко опустилось на пол у моих ног. Потянувшись к шкафу, я вытащила оттуда футболку и спортивные брюки Джеймса, которые прибрала себе еще в старших классах, и тут же в них оделась. Когда я натянула футболку, меня вмиг окутало ласковым теплом – ткань плотно прилегла к спине, и мне показалось, словно меня обнял сам Джеймс.
«Я никогда не забуду тебя, Эйми».
На душе стало еще хуже, и я вновь судорожно всхлипнула.
За моей спиной скрипнули половицы, тихо простонала кровать. Я закрыла дверцы шкафа и обернулась к Кристен. Она привалилась спиной к изголовью кровати, вытянув себе на колени подушку. Подушку Джеймса.
У меня бессильно поникли плечи:
– Мне его не хватает.
– Я знаю, – кивнула она и похлопала ладошкой по кровати рядом с собой.
Я тоже забралась на постель и, дотянувшись до изголовья, пристроилась головой к плечу подруги. Она прижалась щекой к моей макушке. Так мы с ней сиживали временами еще с тех пор, как мне было лет пять, – прильнув друг к другу и поверяя свои девчоночьи секреты. В последние же два месяца мы с Кристен сидели так особенно часто. Она была старше меня на пару лет и все мое отрочество и юность была для меня, единственного ребенка в семье, вместо сестры.