Выбрать главу

Что думает дочь его, он рассказал,

Как может безумие к смерти вести,

Если король не закроет пути.

Был в гневе Тингол, и он был изумлен,

И в полустрахе взглянул тогда он

На Даэрона. - Ты прав, - он сказал, -

Дружбой навеки теперь нас связал,

Пока Дориат не потерян для нас,

Будешь ты буков с березами князь!

И за Лутиэн посылает Тингол:

- О дева прекрасная, кто же привел

Тебя к этим мыслям безумным твоим

К смерти уйти под покровом ночным,

Без воли моей Дориат позабыть,

Красться, где Люди могли бы убить,

Там, где пустая простерлась страна?

- Мудрость, отец, - отвечала она;

Уговоры, угрозы прошли без следа,

И клясться не стала она навсегда

Глупость свою в Дориате забыть,

Воле отца вновь покорною быть.

Лишь поклялась, что отныне должна

Только себе доверяться она,

Отцовский народ впредь не станет просить

Ей помощь без воли его одолжить;

В путь лишь одна она может уйти,

Одна, без друзей, в те твердыни войти.

Тингол в страхе и гневной любви тут решил

Ту охранять, кем он так дорожил,

Но в пещеру ее заключить не посмел,

Ветра и света лишить не хотел

Лутиэн, ту, которую он так любил,

Воздух недвижный ее б погубил,

Ведь вечно на небо смотрела она,

Где солнце всходило, вставала луна.

Но заключил средь высоких ветвей

Над троном своим, что стоит у корней,

Корней Хирилорн, королевы лесной,

Ствол возвышающей гладкий, тройной,

Без сучьев и трещин, и лишь в вышине,

В зеленой и сумрачной той глубине,

Мощные ветви скрывали простор,

И листьев таких не бывало с тех пор,

И шум листвы над рекой всех слышней

От склонов крутых до Тингола дверей.

Серы эти были стволы и стройны,

И крохотны издали были видны

Белкам взошедшие вверх по холму

К серым корням и стволу самому.

И слугам своим тут Тингол повелел

На дереве этом, где верхний предел

Длинных их лестниц, теперь возвести

Домик воздушный; туда вознести

Дивное дерево стенами вмиг -

Так на ветвях этот домик возник,

На первых ветвях. И угла было три,

И окна едва лишь видны, посмотри!

Меж своих Хирилорн их держала стволов,

И трое в стволы упиралось углов.

Вот где должна была жить Лутиэн,

Пока, поумнев, не отринет взамен

Безумие то. И она взобралась,

По лестнице вверх в новый дом поднялась,

Среди птиц и листвы, что шуршантьем полна;

Ни слов, ни напева не пела она.

На дерево в белом сиянье взошла,

И, слышали, дверца закрыта была.

Тут лестницы сдвинули, чтоб уносить, -

Она не могла у реки уж бродить.

Они приносили, взбираясь туда,

Все, что ей нужно бывало тогда;

Но смертью король бы того наказал,

Кто лестницу вовремя бы не убрал,

Иль лестницу тайно бы ночью принес;

Дозор эту стражу без отдыха нес

Вкруг Хирилорн, возле серых корней,

Вкруг Лутиэн, что в темнице своей.

Даэрон очень часто в печали стоял,

О пленнице леса он там горевал,

У серого корня на флейте своей

Играл он печально, горюя о ней.

Смотрела тогда Лутиэн из окна,

И видела, как он играет, она,

Прощая предательствап эти слова,

Ведь музыки горько сплеталась канва,

И лишь Даэрону могла разрешить

Порог ее домика переступить.

Но долго случалось ей просто сидеть,

На солнца лучи среди листьев глядеть,

Иль звезды средь чистых небес наблюдать,

Что только сквозь ветви могли ей мерцать,

Сквозь листьев решетку. И в одну ночь,

Когда темнота торопилась уж прочь,

По воле богов или Мелиан сил

Сон ей приснился. И сон ей явил

Берена голос, что в кручах звенел:

- Тинувиэль, - звал он, - Тинувиэль.

И сердце ответило: "Надо идти,

Того, кто оставлен другими, найти!"

Проснувшись, сияние бледной луны,

Дрожащей, увидела из глубины.

На простертых руках трепетал лунный свет,

Тоске и стремленью исхода все нет,

Склонила главу, по свободе томясь.

За дело тогда Лутиэн принялась;

Дочь Мелиан многое, многое знала,

И магией глубже она обладала,

Чем девы эльфийские все обладают,

Что прежде бродили и ныне сияют.

Она думала долго, и села луна,

И звезды тускнели за краем окна,

Заря отворилась. Улыбка в тот час

Лицо озарила. Задумчивых глаз

С рассветных она не сводила лучей,

И к страже затем обратилась своей.

Взошедшего стала тут стража молить

К водам холодным и темным сходить,

Холодна и чиста Эсгалдуин вода,

Пусть той воды принесет он сюда.

- В темную полночь, - сказала она, -

Серебряный кубок налейте сполна,

Пусть кубок серебряный мне принесут,

Пусть слов не проронят и тихо идут.

Вина попросила, другого позвав,

В кувшине златом и чеканном, сказав:

- С песней веселой несут пусть ко мне

Вино, когда солнце стоит в вышине.

- Прошу я, иди, - говорила опять, -

К Мелиан, чтоб королеве сказать:

"Много тоскливых часов твоя дочь

Видит, как время течет ныне прочь;

И просит она ныне прялку прислать."

- Друг, - Даэрона потом стала звать, -

Говори с Лутиэн, поднимайся ко мне! -

И в домике сидя своем при окне,

Сказала: - Искусен ты, мой Даэрон,

Не только ты в музыке непревзойден,

Из дерева многое можешь творить.

Хорошо, если б ныне ты мне подарить

Маленький ткацкий станок пожелал,

Чтобы в углу у меня он стоял.

Праздные пальцы бы начали ткать,

Утро и вечер небес повторять,

Сумерки, солнечный свет и луну,

Пронзающих буковых листьев волну.

И Даэрон вопросил лишь взамен:

- О Лутиэн, о Лутиэн,

Что будешь ты ткать? Что будешь ты прясть?

- Чудесную нить, что ветрами вилась,

Крепкую магию, чары преград

Сотку, так, что их не сумеет и ад

И Ужаса силы не смогут сломить.

Даэрон в удивленьи был, но говорить

Тинголу не стал, хотя сердце его

Страшилося цели искусства того.

Лутиэн в одиночестве снова была.

Волшебная песня ее потекла,

И с песнею воду с вином в этот час

Трижды смешала она девять раз;

Когда те в кувшине лежали златом,

Пела о росте, о свете дневном;

Когда те в серебряный кубок легли,

Другого напева слова потекли,

В напеве том тьма бесконечна и ночь,

Там звездная высь и стремление прочь,

Свобода. И следом запела о том,

Что всех длиннее на лике земном:

О Гномах Длиннобородых; хвосте

Драуглуина, что бледен везде;

О теле Гломунда, великой змеи;

О кряжах огромных у края земли

Над мраком Ангбанда, где пляшут огни;

О цепи Ангайнор, что в новые дни

Для Моргота Боги решат отковать.

И новых имен она стала искать,

О Нана мече ее песня пошла,

Великана Гилима она назвала;

И последним уже назвала Лутиэн

Поток бесконечных волос Уинэн,

Владычицы Моря, и этот поток

По всем океанам струится, глубок.

И, голову вымыв, запела потом

Тему дремоты, охваченной сном,

Всепроникающ, глубок этот сон,

Как ее волосы, темен был он -

Скольжение этих волос так легко,

Что сумерек нитям до них далеко,

Паутинкам, летящим увядшей травой

В миг, когда гаснет закат за листвой.

Ее волосы стали расти все длинней,

И пали к ногам, словно воды теней,