____
Как много прошлого забыто...
Но до сих шор с тобою, Рита,
Я вижусь в зыбком царстве сна,
Ведь сон (скажу это шутейно),
Он, так же как закон Эйнштейна,
Легко смещает времена...
Во сне ты — как на старом снимке:
Вся в тонкой золотистой дымке,
Той прелести апрельской в тон.
Смотрю — и странно прикоснуться,
И страшно мне во сне проснуться,
И хочется продлить свой сон.
Я помню, как в военкомате
Хирург в сияющем халате
Сердито нас в руках вертел,
И так краснела санитарка,
Как ей, бедняжке, было жарко
От множества раздетых тел.
Призывники баском острили
В испытанном барковском стиле,
А я им в тон попасть не мог.
Весь мир я видел сквозь романы,
Сквозь поэтичные туманы,
Мой бог был не Барков, а Блок.
Весна сулила мне подарки:
Во-первых, эта встреча в парке,
А там и слава ждет в бою!
...Знакомая мне сообщила,
Что Рита у нее стащила
На память карточку мою...
____
Мы встретились порою поздней,
Над задремавшей речкой звездной
В военный срок, в весенний час...
Я видел зрением поэта:
Мы как Ромео и Джульетта —
Война вот-вот разлучит нас.
Но в этот день мы были вместе.
Я говорил ей про созвездья.
Каким же я наивным был!
В ту пору все любить спешили,
А я ей говорил, что Шиллер
(О дьявол!) яблоки любил...
Какое странное свиданье:
Замаскированные зданья.
Озябший, вымокший бульвар,
Где стыл мой хрипловатый шепот,
И тонкий горьковатый тополь
Из почек пробки вышибал...
Я развернул ей всех поэтов...
Стихи остались без ответов...
Ни Блок, ни Байрон не помог.
Я попытался простодушно
Обнять ее. Опять: — Не нужно!..—
Я ничего понять не мог.
В делах любви нужна закалка.
А для меня она — загадка.
Я, как по льду, иду скользя.
Где ты правдива? Где лукавишь?
Как быть? Какой тут тронуть клавиш?
Что можно? А чего нельзя?
В ней все так смутно, так непросто,
Вчера — набросок лишь, подросток.
Девчонка с леденцом во рту,
И вдруг — Мадонна, Лорелея,
Вдруг выиграла в лотерею
Пленительную красоту!
Теперь вокруг нее — ребята.
Уж я-то знаю, что им надо.
Узнать бы мне, что надо ей.
Одно тогда мне было ясно:
Она, как музыка, прекрасна
И не для тех, «глухих», парней!
Я говорил про Метерлинка.
Но тут опять на миг заминка...
Ах, ей домой пора давно.
Нет, «Синей птицы» не читала
И «вообще предпочитала
Ходить на танцы иль в кино»...
Мы слишком разные! Чего там!
Вот тихо подошли к воротам.
Стоим. Молчим. В последний раз.
И гордо я бросаю Рите;
— Вы карточку мою верните!
— Нет! Я хочу запомнить вас!
И вдруг на цыпочки привстала,
Сама к губам моим припала,
Вся натянулась, как струна,
И тут же — а дверь, стрельнув замками,
Хоть я успел прочесть руками,
Как сказочно она стройна!..
____
Мы не назначили свиданья...
Так начинались испытанья:
Кто сколько жить в разлуке мог?
Я стал ее незримой тенью,
Я, словно демон, в сновиденьях
К ней проникал сквозь потолок.
Я представлял ее светлицу
И то, как спать она ложится,
А я, невидимый, стою,
Смотрю: глаза ее в тумане...
Ах, как закапала слезами
Всю фотокарточку мою!
Но это лишь во сне случалось.
А наяву она смущалась,
И я при встречах прятал взгляд.
Я в те мгновенья золотые
Не понимал, что молодые
Не знают сами, что творят.
Порой, будя ее соседей.
Кружил я на велосипеде
Вокруг притихнувших домов,
Порой бессонными часами
Блокнот исписывал стихами...
Вот экземпляры тех стихов:
Помню, не было сказано слова,
Чтобы завтра увидеться вновь,
Но я верил, что все-таки снова
Час свиданья подскажет любовь.
Но ничто не вернется обратно.
За окном непроглядная мгла...
Может быть, и тебе не понятно:
Ложь иль правда меж нами легла?!
Впрямь — как любительские снимки
Все те стихи. Как быть мне с ними?
Я рад, хоть здесь пристроить их!
В суровом райвоенкомате
Я на стихи украдкой тратил
Бумагу бланков призывных...
Видно, редкая встреча бывает счастливой.
Дни бегут... за волною волна...
Тонкий тополь с любовью склонился над ивой,
Что ж ты, ива, печали полна?
Если лунная ночь, как тоска, надоела,
Если хочешь любви наяву,
Назови меня нежно, хотя бы Ромео.
Я Джульеттой тебя назову...
Это просто мечты, просто сладкие звуки.
Я в ту пору все время писал о разлуке...
Я не приду к вам в гости:
Тоненький, в две доски,
Шаткий, непрочный мостик
Рухнул в море тоски.
Сердце свое ты прячешь.
Как я тебя пойму?
Может, ты горько плачешь
В девичьем терему?
Счастье пришло так странно,
Радуя и грозя!
И полюбить нам — рано,
И разлюбить нельзя.
Знаю я, знаю точно:
Хочешь ты не со зла,
Чтоб полевая почта
Дом твой не обошла,
Чтобы пришлось не сладко,
Чтобы ждала, любя.
Чтобы могла солдаткой
Вслух называть себя.
Ну, а приду в шинели
С поля чужих держав —
Бросишься мне на шею,
Больно руками сжав.
На горе мне один «любитель»
Стихов, листки мои увидев,
С усмешкой носом покрутил:
— Ах эта Ритка! Знаю, знаю!
Она совсем и не такая...
Сам с нею время проводил!..
Солдаты так не шли в атаку.
Как я тогда рванулся в драку!
Как будто — вот он! — главный враг.
Как я с размаху бил по роже!
Он сплюнул кровь. И подытожил:
— Нельзя уж пошутить, дурак!
А я кричал: — Иди ты к черту!
Она ж хорошая девчонка.
А вы, как пчелы, льнете к ней!—
Я взял свои стихотворенья,
На сквере наломал сирени —
И зашагал к Тоске моей!
Иду. Волнуюсь. Вот уж близко.
Она работала бодисткой.
На телеграфе — стук и спор...
Сказал я робко: — Здравствуй, Рита! —
Она взглянула с гордым видом...
Не получался разговор.
«Любила ли она кого-то?» —
Как быстро мне пришла охота