Послушать исповедь ее...
Но Рита резко отрубила:
— Любила или не любила,
Уж это дело не твое!
Впервые стало мне заметно:
Она была такою бледной.
(Я помню голод тех годов!)
А тут завыли вдруг сирены,
И стало нам не до сирени,
Не до лирических стихов.
____
Давно уж я со многим свыкся...
В Египте, увидавши сфинкса,
Я смутный смысл его постиг...
Но в душу той моей знакомой,
В ее зеленый взор, с истомой,
Я абсолютно не проник!
Что знал о ней я? Что в ней понял?
Какие черточки запомнил?
Нашел ли впрямь свою мечту?
По сути, я той ночью лунной
Доказывал, какой я «умный»,
А в ней лишь видел красоту.
Я помню, после на вокзале
Я видел: в неуютном зале
Гремел облезлый патефон,
И, улыбаясь, офицеры
Ее кружили вечер целый,
Играя золотом погон.
«Ну, что ж! — я думал откровенно: —
Покуда я не стал военным,
Меня ей не за что любить!
Когда ж и мне дадут погоны —
Нас всех на фронт умчат вагоны.
И что еще тут может быть?»
Ах, синий дым воспоминаний, —
Как сильно накурили парни!
В сплошном тумане весь вокзал.
Лишь только лик ее точеный,
Лишь только блещут из-под челки
Ее прозрачные глаза...
Еще я помню: тень забора...
Кирпичный дом... ее контора...
Однажды я бродил вокруг.
Вдруг шум. Воды зачем-то просят...
И Риту на руках выносят,
И тихо опускают с рук...
Я к ней лечу разгоряченный:
— В чем дело?
— Обморок с девчонкой! —
Не спрашивая ни о чем,
Припомнив, не любовь, так дружбу,
Бегу к бачку, срываю кружку,
Несу воды, мчусь за врачом...
Наверное, когда проснулась,
Она бы мне вдруг улыбнулась!
А я, не знаю почему,
Нарочно отошел в сторонку
И прочь пошел, как посторонний...
Чего мудрил? Сам не пойму!
. . . . . . . . . . . .
А вот и день забот дорожных...
Забудь, что ты — поэт, художник.
Команда: «Смирно! Шагом арш!»
И лейтенант, хромой и резкий,
Сердито комкает повестки.
И трубачи рокочут марш.
И мы, безусые ребята,
У здания военкомата,
Своею нужностью горды,
Слегка горбатясь под мешками
(Что назывались «сидорами»),
Нестройно строимся в ряды.
. . . . . . . . . . .
И вот
в разливе солнечного блеска,
Торжественно взмывая до высот,
Литая медь военного оркестра
Победную мелодию несет!
И вслед за вдохновенным военкомом
Легко шагаем мы, призывники,
Взметая пыль по улицам знакомым,
Сбивая о булыжник каблуки,
А сзади нас печальною и пестрой,
В уставах не предвиденной толпой
Плетутся наши матери и сестры,
И горький плач плывет над мостовой.
И, растянувшись длинною колонной,
Которая и плачет и поет,
Наш скорбный строй шагает к эшелону...
Конец апреля... Сорок третий год...
Уже звучит команда: «По вагонам!»
И вдруг совсем случайно из окна
Я вижу Риту на краю перрона...
И плачет, плачет, бедная, она...
И мне Любовь запомнилась такою:
На станции — пылающий кумач.
Оркестр грохочет славой боевою!
И тут же — плач.
Прощальный женский плач...
О КНИГЕ ИГОРЯ КОБЗЕВА
«Лебеди в Москве»... Фраза эта не совсем обычна, не так ли? Когда мы произносим слово «Москва», то в нашем воображении тотчас же возникают самые различные ассоциации и образы. В представлении одних встают седые от времени стены Кремля и Красная площадь, которые помнят и стремительную, угловатую фигуру царя Петра, и пугачевскую казнь, и голодные бунты, и горячее слово Ильича. Другим видятся устремленные в зенит величественные очертания высотных зданий, университет на Ленинских горах, сверкающие вереницы машин... Третьим представляются просторные, пронизанные солнцем заводские цеха, гул моторов, веселый, многоголосый, торопливый поток москвичей, яркие, многоцветные афиши... Ну, а лебеди? И вот тут, вероятно, многие чистосердечно признаются, что об этом они даже и не думали. Да и можно ли увидеть а Москве лебедей? Оказывается, можно. Но суть даже не в этом. Лебедь — это ведь нечто прекрасное, гордое, светлое... То, без чего жизнь намного ограниченней и бедней. И если целиком перейти на язык образов, то Москва — это наша Россия, это жизнь, и это все мы. А лебеди — то прекрасное, что всегда должно присутствовать в нашей жизни. И мы полностью согласны с автором этой книги — Игорем Кобзевым, когда он пишет:
...Даже за важнейшими заботами
Забывать не надо лебедей!
Я недаром остановился на разговоре о лебедях и о чувстве прекрасного. Здесь, думается, и находится ключ к наиболее точному и верному восприятию поэзии Игоря Кобзева.
Игорь Кобзев — лирик. О чем бы он ни писал, каких бы тем ни касался — стихи его всегда лиричны, всегда искренни и задушевны. Со стихами этого талантливого поэта наш широкий читатель знаком уже давно. Сборники его стихов: «Прямые пути», «Мои знакомые», «В борьбе за это», «Да здравствует романтика!», «Московский май», «Такой характер», «Лицом к солнцу», «Шпага чести» — уже успели запомниться и полюбиться многим ценителям поэзии.
Новая книга Игоря Кобзева «Лебеди в Москве» является шагом вперед, лирическим продолжением цикла его поэтических сборников. В нее кроме новых произведений входят и некоторые стихотворения, известные читателю. И это правильно. Однако основу книги составляют новые стихи. Их большинство, и среди них много поэтических удач. Вот стихотворение «Поздравляю с весной».
Первое утро вешнее
Все под цвет янтарю!
Звоню я знакомой девушке:
— Поздравляю вас! — говорю.
— С чем? — И ждет настороженно.
— С чем? Да просто с весной! —
— Ах, да, с весной. Я вас тоже.
— А голос скучный такой...
О весне, о красоте, об умении радоваться солнцу и весенней капели, улыбкам, доброму слову и сердечному взгляду написано это стихотворение. И оно является поэтической отповедью не только этой рациональной девушке, но и всем тем, кто не умеет быть молодым, кто не научился светло и радостно воспринимать мир, видеть его первозданную красоту, уметь ценить прекрасное. И снова, как поэтический рефрен, хочется произнести строки:
Даже за важнейшими заботами
Забывать не надо лебедей!
Такие солнечные, светлые и при этом проблемные стихи характерны для этой новой книги. Надеемся, что она полюбится многим и многим ценителям поэзии.
Эдуард АСАДОВ.