— Тормози! — закричал Паншин, и я увидел перед его нартами торос — нагромождение ледяных глыб, метра в три высотой. Пришлось всем вместе выпрягать собак, подтаскивать их в сторону и перетаскивать нагруженные сани через ледяные валуны. Дышали хрипло, пар клубами падал на мех и замерзал инеем. Наши бороды быстро превратились в сосульки.
Через три часа пути я понял — усталость и лютый холод начинают бить по людям. Руки сводило от мороза, дыхание стало тяжёлым, собаки покрылись ледяными панцирями, от тающего и тут же снова замерзающего на шерсти снега. Я поднял руку, останавливая изможденных спасателей.
— Привал! Осматриваемся и ставим палатку! — крикнул я. — Греемся полчаса, пьем чай и снова выходим. Нужно осмотреть собак и очистить их ото льда!
Преодолевая порывы ветра, мы быстро вбили колья в лёд, натянули брезент, и в небольшой палатке зажгли примус. Котёл быстро наполнили снегом, и в воздухе появился долгожданный запах пара и горячей воды. Пока топилась и кипятилась вода, мы занялись измученными псами. Еще через десять минут мы уже сидели в гремящем от метели и мороза хлипком укрытии и жадно пили кипяток с сухарями.
Сидя в палатке, я смотрел на усталые лица своих товарищей и думал: если нам уже так тяжело здесь, когда мы только вышли, то что же ждёт впереди?
Мы сидели плечом к плечу, слушая, как порывы ветра бьют по брезенту и стонут в растяжках палатки. Котёл тихо булькал, и каждая кружка кипятка казалась подарком, за который можно было бы душу продать.
Паншин молчал, хмуро уставившись в огонёк примуса. От его былого энтузиазма ни осталось и следа. Тупун аккуратно резал на полосы заледенелый кусок тюленей шкуры, распуская его на тонкие ремни и шепча что-то на своём языке. Может молитвы, а может и проклятия в мой адрес. Ричард по привычке делал записи в походный блокнот простым карандашом.
— Долго мы так не протянем, — наконец сказал Паншин, не поднимая глаз. — Если место катастрофы дальше, чем мы думаем, то сами превратимся в такие же обледенелые трупы, как они. И я с трудом могу определить направление движения Иссидор, от меня почти никакого толку нет. Если бы не компас, мы бы наверняка ходили кругами…
— Знаю, — ответил я спокойно. — Я тебя об этом предупреждал Игорь. И тем не менее у нас нет выбора. Мы должны идти дальше.
Снаружи ударил особенно сильный порыв, палатка прогнулась и едва не легла на нас. Я сжал кулаки. Идем мы дальше или нет, не обсуждается, оставалось лишь решить: ждать ли, пока метель хоть немного стихнет, или двигаться вперёд, рискуя всем.
Глава 20
Наше возвращение на зимовье в Китовую бухту превратилось в гонку на перегонки со смертью. Семь дней адского похода по льдам на лютом морозе и почти в кромешной темноте не дали положительного результата, выживших мы так, и не нашли. Зато нашли горы трупов, брошенного имущества и снаряжения. Из более чем трех сотен членов экипажа и пассажиров «Полярной звезды», мы нашли двадцать семь тел, и ни одно из них не принадлежало цесаревичу или великому князю.
Что бы я не говорил, и как бы скептически не относился, но все находки в этом походе мы сделали только благодаря собакам. Если бы не они, мы прошли бы мимо большинства тел и предметов, которые лежали на льду. Идти по следу собаки не могли, однако легко чуяли незнакомый запах, едва оказывались рядом. Они поворачивали в ту сторону морды, лаяли, тяжело вдыхали воздух, и мы незамедлительно реагировали.
Первое тело мы нашли почти сразу, на второй день похода — неподалёку от места нашей ночёвки, среди обгоревших ящиков. Очевидно тут разбивали лагерь выжившие, и ящики использовали в качестве топлива, чтобы согреться. Мороз давно сделал своё дело: матрос лежал в странной, неестественной позе, словно хотел схватиться за обломок мачты, но застыл в этом движении навеки. Снег уже почти укрыл его, и только синяя, заиндевелая форменка выглядывала из сугроба. Очевидно спутники погибшего парня сняли с него всю теплую одежду после его гибели. Надеюсь, что после гибели… Мы молча откинули капюшоны, и лишь тяжёлое дыхание да завывание ветра сопровождало короткую молитву.
Дальше находки становились всё тяжелее. Тут — перевёрнутые самодельные нарты, разбросанные продукты, порванный тент. Чуть дальше — выброшенный на лёд мешок с углем, пробитая бочка, в которой когда-то очевидно был керосин. В одном месте мы наткнулись на связку инструментов — топор, лопаты, кирка. Казалось, люди бросали всё, что мешало идти быстрее.