— Это ненадолго дружище — Я бездумно уставился в хмурое небо — Впереди подъем на полярное плато, и его надо ещё найти. Предстоит подъем на высоту в несколько километров, а это будет совсем не просто. Нам бы эту преграду преодолеть, и считай останется прямая дорога к полюсу.
— Да? — Арсений оторвался от разложенных на снегу ремней, и пристально посмотрел на меня — Давно тебя хотел спросить, откуда ты всё это знаешь? До нас тут никто не был.
— Блин! Спалил ты меня начальник! Сдаюсь! — Попытался я перевести разговор в шутку, подняв руки в верх — Я шпион местных пингвинов, внедрен в российскую разведку по заданию их руководства, чтобы выведать планы людей по поводу геноцида поголовья ходячих птиц! Заметь, у них есть повод беспокоиться, между прочим, за одну зиму мы их штук пятьсот уничтожили!
— Балабол! — Покачал головой Арсений — А если честно?
— А если честно, то пока вы тут возитесь, я смотрю не только себе под ноги, но и вперед — Начал выкручиваться я — В просветах тумана видна горная гряда!
— И? — Арсений и не думал от меня отставать.
— И… — Я немного подумал, а потом выдал свою версию, моих знаний — Эти горы тянутся с запада на восток, от моря Росса, и наверняка до моря Уэдделла деля Антарктиду на Западную и Восточную. Ледник Росса, по которому мы идем, и другие крупные ледники как раз «спускаются» с полярного плато сквозь хребты этих гор. То есть фактически плато плавно поднимается от побережья моря Росса, упираясь в горы, а через перевалы и ледники можно попасть на плато из прибрежных районов. Горы образуют естественную границу, барьер, снег и лед там накапливается, не исчезая естественным способом. Там просто должен быть огромный шельфовый ледник, от которого питаются все остальные! Как видишь Арсений, просто всё, и никаких интриг с секретами. Голова полярнику вообще-то нужна чтобы ей думать, а не только в неё есть!
— Да? Так просто? А я-то думал… — Арсений восхищенно присвистнул.
— Чего ты думал? Что я инопланетный пришелец, или из будущего сюда перенёсся? И чего только с людьми профессия делает⁈ Всех подозреваем, всех допрашиваем, пытаемся разоблачить и на крючке взять. Тфу на тебя, разведчик хренов!
Я махнул рукой, не желая продолжать этот спор. Упрямый Арсений всегда норовил вытянуть из меня объяснения, а мне вовсе не улыбалось выкладывать всё, что крутилось у меня в голове. К тому же впереди была куда более важная задача — действительно найти этот самый выход на плато.
На следующий день мы снялись с места и осторожно двинулись в туман. Через каждые несколько километров, мы останавливались, возводя снежные гурии, в которые втыкали шесты с черными флагами, обозначая таким образом пройденный путь. Эти пирамиды хорошо себя зарекомендовали, и мы собирались и дальше помечать ими свой маршрут. Собаки нервничали, часто останавливались, нюхали воздух и рыли лапами снег, словно чуяли скрытые трещины. Тупун шагал первым, проверяя путь шестом. Он шёл молча, сосредоточенно, и только иногда кивал, если лёд казался крепким.
К обеду мы упёрлись в нагромождение ледяных глыб. Нартам пришлось делать крюк, а потом и разгружать часть груза, чтобы перетащить его по ледяному склону. Работа заняла почти полдня, и когда наконец удалось вывести сани на ровное место, я отметил в журнале: «Трудности подъёма начались. Скорость движения упала почти вдвое».
Вечером мы поставили палатки прямо на ледяной гряде. Ветер, который поднялся в середине дня не утихал, и красная ткань трепыхалась так, что казалось, её вот-вот сорвёт. Собаки скулили, сбившись в кучу. Мы ели молча — усталость навалилась так, что слова казались лишними.
На третьи сутки путь пошёл вверх заметнее. Сквозь прорехи в тумане проступали тёмные скальные гребни — первые явные признаки гор. Теперь всё зависело от того, найдём ли мы перевал или ледник, по которому удастся подняться. Ошибись с выбором — и можно потерять не только время, но и половину собак.
Даже этот небольшой подъём оказался мучительным. Лёд шёл уступами, с нарт снова приходилось снимать половину груза, тащить наверх, а потом возвращаться за остальным. Иногда за день мы проходили всего несколько километров.
Однажды на короткое время выглянуло солнце, и в этом окне мы впервые воочию, в полной красе увидели трансантарктические горы, к которым шли сквозь туман.
Арсений нанес их на карту, самые высокие вершины получили названия погибшего князя и цесаревича. Фомин сам вписал имена пиков, с моего молчаливого одобрения, сделай мы иначе, и нас никто бы не понял… Пики поменьше получили имена в честь членов нашей команды.