По утрам вставали быстро: растопить снег, приготовить чай и пеммикан, собрать лагерь — всё это давно делалось молча и автоматически. Разговоров почти не было, экономили силы, а главное — слов уже не требовалось. Каждый знал, что и когда делать. Даже ночью, когда мы ворочались в спальных мешках, никто не жаловался — все понимали, что впереди ещё несколько переходов, и там, на пустом белом круге координат, нас ждёт конец пути.
Солнце слепило глаза, и мы шли в очках, чтобы не обжечь сетчатку. Иногда, когда ветер всё же поднимался, мелкая снежная пыль забивалась в усы и ресницы, хрустела на зубах. Но в целом погода оставалась редкой для этих мест — тихой. Мы почти перестали надеяться на такие дни, а они, словно в награду, держались всю последнюю неделю.
Ближе к концу пути мы шли налегке: часть груза уже съели, часть оставили в двух дневных переходах до полюса, организовав ещё один склад. Сани стали легче, шаг — увереннее. Последние километры казались бесконечными: белая равнина, ни малейшего признака, что вот он — Полюс. Только приборы говорили, что мы всё ближе и ближе.
— На месте! — Арсений оторвался от секстанта и его обветренное и обмороженное лицо расплылось в довольной улыбке — Мы на полюсе!
— Нет дружище — Я тоже держал секстант и производил обсервацию — Километров десять не дошли.
— По моим расчётам мы его немного в стороне оставили — Куницкий ткнул рукой в право от меня, он стоял возле установленного на треногу теодолита.
Мы все втроем одновременно посмотрели друг на друга, и расхохотались. Знакомая до боли ситуация. Мы вроде как пришли, но сам полюс с точностью до миллиметра определить не в состоянии.
— На лыжи? — Ричард уже вставлял ногу в крепление, и вопрос задал скорее риторический.
— На лыжи! — Кивнул я головой, передавая секстан Арсению. — Делаем как обычно, удаление десять километров, идем кругом, проводим измерение, потом сверяем данные и сужаем круг! Нельзя дать никому и шанса, усомнится в том, что мы не промахнулись!
Два дня мы нарезали круги и ходили вдоль и поперек предполагаемой точки условного Южного полюса. Мы сильно постарались, чтобы у конкурентов, если они конечно сюда дойдут, не было даже капли сомнения, что именно наша команда была тут первой. Щелкал фотоаппарат, вдоль пути наших пробегов появлялись не высокие снежные пирамиды, пока наконец на третьи сутки мы не пришли к общему мнению, что мы наконец-то точно на месте. Всё это время солнце совершало вокруг нашего лагеря круги, не скрываясь за горизонтом.
На полюсе мы установили запасную палатку, намертво закрепив её растяжками, возвели трехметровый снежный гурий и флагшток с Российским флагом. По традиции, на него вначале установили мой старый самодельный флажок, бывавший со мной на Северном полюсе, а потом уже вывесили взятый с собой шёлковый триколор.
В металлический тубус из-под карт мы вложили записку: дата, точные координаты, список участников и краткое описание проделанного пути. Туда же я положил и послание к Нансену и Адамсу. Вдобавок к записке каждый из нас оставил в палатке какой-то свой личный предмет — пуговицу, маленький компас, портсигар, трубку.
Фотографироваться пришлось по очереди, чтобы кто-то один всегда был за камерой. Собаки сидели рядом — для них этот день ничем не отличался от других, но мы всё равно заставили их встать в кадр, ведь без них нас бы здесь не было.
После того как все формальности были выполнены, мы сели прямо на ящики у флагштока. Достали остатки шоколада, которые берегли на этот случай, а я вытащил спрятанную в моих нартах бутылку коньяка, и мы выпили её за очередное достижение нашей команды. Вот и всё празднование, ничего особенного — обычная рутина покорителей полюсов. В такие моменты особенно ясно понимаешь, что сам факт присутствия на полюсе — это не громкие слова, а работа: всё записать, всё закрепить, всё подготовить для дороги обратно.
В общей сложности на полюсе мы провели четыре дня и первого декабря тронулись в обратный путь. Погода пока держалась, но мы знали, что рассчитывать на такое на протяжении всего обратного пути глупо. Солнце продолжало ходить кругами по горизонту, и это только сбивало чувство времени: мы могли идти шесть часов или девять, но ощущение оставалось одинаковое — бесконечное белое поле, одно и то же небо.
Это был обычный дневной переход, к которым мы уже за столько времени привыкли. Шел третий день нашего похода назад к базовому лагерю, когда шедший впереди Тупун внезапно остановился, вглядываясь куда-то вдаль.