Выбрать главу

Сперва он кивнул на Барбара.

— Свирепый?

— Какое там! — улыбнулся Турлендана.

— Ладно, — успокоился Бинке-Банке, — тогда вам в самый раз постоялый двор Розы Скьявона.

Повернули к Рыбной лавке, к церкви Святого Августина, толпа повалила за ними. Женщины и дети высовывались из окон и дверей, с изумлением смотрели на вышагивавшего верблюда, восхищались изяществом маленькой белой ослицы, смеялись над ужимками Дзавали.

Внезапно Барбара заметил, что с низкой лоджии свисает высохшая былинка, он вытянул шею, ухватил растение губами и откусил. Перегнувшиеся с лоджии женщины в ужасе вскрикнули, их поддержали на соседних лоджиях. Зеваки громко смеялись и кричали, словно маски на карнавале:

— Ура! Ура!

Новизна зрелища и весенний воздух пьянили.

Перед постоялым двором Розы Скьявона, неподалеку от ворот Портасале, Бинке-Банке подал знак остановиться.

— Здесь, — объявил он.

На стенах убогого строения с единственным рядом окон непристойные слова перемежались со скабрезными рисунками. На архитраве красовалась вереница распятых летучих мышей, под центральным окном покачивался фонарь, оклеенный красной бумагой.

Здесь останавливался бродячий люд без постоянного дохода, вповалку спали кучера из Летто-Манопелло, рослые и пузатые, цыгане из Сулмоны, торговцы вьючными животными, лудильщики, продавцы веретен из Буккианико, бабенки из Читта-Сант-Анджело, промышлявшие проституцией среди солдат, волынщики из Атины, горцы, дрессировщики медведей, шарлатаны, псевдонищие, карманники, ворожеи.

Главным маклером этого сброда был Бинке-Банке, справедливейший покровительницей — Роза Скьявона.

Хозяйка, услышав шум, вышла на порог. Воистину она напоминала дочь свиньи, согрешившей с карликом.

Прежде всего покровительница бесстрастно осведомилась:

— В чем дело?

— Здесь вот один христианин, донна Роза, хочет поселиться со скотиной.

— Сколько скотины?

— Верблюд, донна Роза, обезьяна и ослица — трое.

Зеваки не обращали внимания на этот диалог. Кто-то поддразнивал Дзавали, кто-то ощупывал ноги Барбара, разглядывая жесткие круглые мозоли на коленях и на груди. Два охранника соли, которым довелось побывать даже в портах Малой Азии, громко превозносили разнообразные достоинства этих особей и сбивчиво рассказывали, как на их глазах отдельные верблюды ходили пританцовывая, а на спине у них восседали музыканты и полуголые женщины.

Слушатели жадно впитывали поразительные сведения и умоляли:

— Рассказывайте! Рассказывайте!

Они стояли, затаив дыхание от удовольствия, с широко раскрытыми глазами и жаждали слушать еще и еще.

Тогда один из охранников, старик с веками, вывернутыми морским ветром, принялся потчевать их небылицами об азиатских странах. Постепенно собственные россказни увлекли и опьянили его.

Казалось, закат дышит экзотической негой. Воображение слушателей рисовало им сказочные сияющие берега. На арку Портасоле уже упала тень, сквозь нее видно было, как раскачиваются на реке покрытые кристаллами соли грузовые лодки, минерал поглощал сумеречный свет, и чудилось, что лодки сверкают драгоценными каменьями. На зеленоватом небе поднимался молодой месяц.

— Расскажите! Расскажите еще! — не унимались самые молодые.

Турлендана тем временем устроил животных, дал им корму и вышел на улицу в сопровождении Бинке-Банке, а толпа все стояла перед входом в хлев, где за высоко натянутой веревочной сеткой то появлялась, то исчезала голова верблюда.

Выйдя на улицу, Турлендана поинтересовался:

— Здесь есть погребки?

— Да, синьор.

Бинке-Банке поднял толстые, не отличавшиеся чистотой руки и, загибая по одному пальцы левой руки указательным и большим пальцами правой, перечислил:

— Погребок Сперанцы, погребок Буоно, погребок Ассау, погребок Дзарриканте, погребок неуемной жены Турлендана…

— А! — спокойно отреагировал приезжий.

Бинке-Банке поднял свои пронзительные, зеленоватые глазки.

— Ты, синьор, здесь не впервые? — И, не ожидая ответа, с врожденной разговорчивостью пескарцев продолжил: — У жены Турлендана большой погребок, там подают самое лучшее вино. Она четвертый раз замужем…

Он принялся смеяться, и все его желтое, словно желудок жвачного, лицо пошло морщинами.

— Первым ее мужем был Турлендана, моряк, он плавал на судах неаполитанского короля в Индию, во Францию, в Испанию и даже в Америку. Пропал в море вместе с кораблем, только его и видели! Всего тридцати лет. Сильный был, как Самсон, якоря вытаскивал играючи одним пальцем… Бедняга! Кого море зовет, тому один конец.