Он обмакнул перо в чернила и принялся аккуратно выводить буквы имени принца. Пергамент должен показать своего автора собранным, четким и уверенным. Все чувства необходимо запечатать внутри самым крепким сургучом - и сегодня, и во все дальнейшие дни. Война с посвященными не потерпит слабости.
Глава 19. Часть 1. Хаубер
Керк крепко спал, но в здании гостиницы еще светились окна. На миг Фронадан поверил, что они нагнали Сейтера и развязка этой погони наступит прямо сейчас. Он был бы рад любому повороту, даже засаде, потому что это всяко лучше, чем упустить принца и позволить ему достичь своей цели. Сейтер бежал на юг, словно за ним гнались демоны, а поскольку он и сам был их породы, в конце пути не могло случиться ничего хорошего.
Валленийцы с галопа влетели во двор, но конюшни оказались пусты, как и барак для солдат высокородных путников. Был шанс, что противники затаились внутри, но, скорее всего, их ждали только протухшие новости, как и всю дорогу из Берении. В каком бы гарнизоне они не останавливались, везде перед ними менял лошадей Сейтер: сначала за три дня, потом за два, за полтора. Валленийцы брали этих лошадей — чем дальше, тем все менее отдохнувших — и гнались следом, медленно сокращая разрыв. Если Сейтер отдыхал мало, они не отдыхали вовсе, теряя отстающими по нескольку человек в день.
Фронадан соскочил с седла и, окруженный десятком латников, вбежал в гостиницу. Принца там не было. Между столами копошилась прислуга, женщины терли пол большими щетками, а несколько мальчишек скоблили столы и собирали мусор от обильной трапезы. Услышав шум, работники подняли головы и, не отрываясь от дел, устало закланялись, женщины даже не встали с пола.
Всего какой-то час или половина, как он был здесь! Дверь под лестницей распахнулась, и в проеме показался хозяин гостиницы с огромной корзиной полотенец в руках. Увидев Фронадана, он встал, как вкопанный, а его жена, шедшая позади с таким же грузом, налетела на него в темноте.
— О! — воскликнул толстяк, по всему виду замученный также, как и его слуги. — Доброй ночи, граф Фронадан, ваша милость! — он неуклюже поклонился, уронив на пол несколько свертков. — Меня не предупредили, что следует ожидать и вас тоже! Мы мигом закончим! Если вашей милости будет угодно подождать здесь, у огня…
— Стой, Мерван, как давно он уехал? — от волнения довольно невежливо перебил его Фронадан.
Хозяин сморгнул, удивляясь его неосведомленности:
— Их высочества? Чуть больше часа…
Не успел он договорить, как граф уже выбежал на улицу, крича воинам, чтобы живо возвращались в седла. Бренельд тоже был здесь. Два принца и один план — неудивительно, ведь младший всю жизнь был словно продолжением длинных рук старшего.
Ошарашенный Мерван выскочил на порог.
— Нам ожидать вас, граф?
— Нет!
Фронадан пустил взмыленную лошадь в галоп, несмотря на сумерки и скользкую от недавнего ливня дорогу. Рыцари молча следовали за ним, хотя лошади оскальзывались на мокрых камнях, и два всадника уже вылетели из седел, пока они подьезжали к Керку. Но отсюда до Хаубера всего четверть дня пути, счет пошел на мгновенья, и Фронадан готов был рискнуть свернуть себе шею в попытке догнать Сейтера у ворот замка.
Симель резала корни алмеи, щурясь в слабом свете масляной лампы. В спальне короля было темно и тихо, тяжелый воздух застоялся и давил на грудь. В голове был пусто, усталость налила руки свинцом. Всю последнюю неделю Вилиам чувствовал себя плохо, очень плохо, и надежды на то, что он когда-либо встанет на ноги, уже не было. Что-то надломилось в нем с тех пор, как пришли известия о смерти Лотпранда и пропаже Адемара, он ни с кем не разговаривал и полностью ушел в себя. Привыкшая поддерживать короля беседами, Симель чувствовала себя абсолютно беспомощной, а это чувство было ей ненавистно. Для Вилиама настали черные дни.
Симель бросила мелко порубленные корни в котелок и отошла от стола. У королевской постели сидел лекарь из Корсии, Ремигий, приложив пальцы к шее Вилиама и отслеживая его слабое дыхание, — теперь в комнате постоянно находилось по два или три лекаря, после отравления они обязаны были следить друг за другом и пробовать свои зелья перед подачей королю. Вилиам подолгу пребывал в беспамятстве, а когда приходил в себя, то спрашивал тихим шепотом: «Адемар? Фронадан? Гронард? Дор?», — всегда одно и то же, четыре имени. И получая ответ, что никто из них не давал о себе знать, снова погружался в болезненное забытье.
Пока кипятился отвар, Симель отошла к окну раздвинуть портьеры. На землю опустилась ночь, а днем они закрывались от света, причинявшего боль усталым глазам короля. Сейчас на небосводе можно было различить Стрелка и Лань — на эти созвездия она любила смотреть из окна своей спальни, когда была совсем маленькой. Как получали свои названия скопления звезд, Симель не понимала, но эти — эти действительно были похожи на человека с луком и убегающую от него легконогую лань.