«Ублюдок», — процедила Симель, невольно дергая плечом, которое чуть не попало в стальные пальцы капитана. Кормак взглянул на нее, на его скулах заходили желваки, и он так сильно сжал железный скребок, что тот со звоном лопнул. Симель вскинула ладонь, предупреждая любые домыслы.
— Ему меня не тронуть. У этой медлительной скотины не получится.
Неясно было, верит Кормак или нет.
— Вот что, — сказал он, скрестив на груди руки, — ни приведи Единый... Но, если что-то случится, беги сюда. Я тебе помогу.
Симель, уже мечтавшая поскорее оказаться в своей комнате, посмотрела ему в глаза. Никто в здравом уме не хотел бы видеть капитана Гвардии своим врагом.
— Я знаю, как за себя постоять, — ответила она. Уж конечно, она сможет и в другой раз увернуться от лап Гранджа, а какой-нибудь пропущенный толчок, как сегодня, это сущая ерунда для привычного к ударам тренировочных мечей тела.
Больше не глядя на конюха, Симель вышла из конюшни и заторопилась со своей ношей к замку. Сказанное и ею, и Кормаком было в равной степени самонадеянно, но что точно убило бы надежду на правоту, так это страх. А бояться Симель не намерена.
В ее комнатке было прохладно и темно, но уютно. Симель полюбила этот уголок тишины и одиночества, замок оказался для нее все-таки слишком велик. В Марскелле не было стольких комнат и служб — так, старая крепость на одно семейство, где мажордом не только управляет всем хозяйством и налогами, но и подносит белье барону, как простой камердинер, потому что никому не придет в голову взять для этого отдельного человека. Где его потом селить?
Симель чиркнула пару раз кресалом, трут занялся и передал огонек фитилю свечи. В мягком свете комната выглядела совсем мирно, но в душе еще клокотало раздражение после выходки Гранджа и зрелища его жестоких тренировок. Симель подхватила кочергу и провернула в воздухе две петли — запястье чуть хрустнуло, скорость вышла приличной, но не такой, как раньше.
Она сдавала.
Нет, конечно, для бандитов вроде Фрейцера хватило бы и этого, то были люди необученные: крестьяне или бежавшие с Броганы ополченцы. Что они могли поставить против многих лет занятий, еще и всаднику? Разве что грубую силу, но не силой решается бой.
Для Гранджа не хватило бы тренироваться и всю жизнь. О чем она вообще думает? Что нож причинит этой туше какой-то вред, даже если достанет? Это пустые мысли, пустая злость — нет повода, который столкнет их настолько серьезно. В конце концов, они не дикие хальты, а придворные просвещенного короля.
Кочерга рассекла воздух еще несколькими петлями и выпадами, потом еще. Подол платья мешался, облепляя ноги, но тут уж ничего не попишешь. Усталость наконец становилась приятной, такой, что греет мышцы и тянет продолжать, потому что каждый новый финт удается ловчей предыдущего.
Симель по короткой дуге ударила принесенный мешок и тот выплюнул наружу добрую половину сена. Только не это. Если распоролся, ее штопка никогда не вернет вещи крепость — в этом деле сноровки у Симель не было, а марскеллская портниха не могла смотреть без слез, как она шьет. Местных не попросишь, придётся купить иглы в городе и надеяться на чудо.
Симель подняла дерюгу — нет, к счастью, обошлось без дыр, мешок просто развязался от удара. Она вздохнула. Что за заботы, ей богу. Хаубер стал настоящим испытанием в том, чего она не ожидала. Даже после побега, уже в городе, ей как-то легче удавалось мирить свою прошлую жизнь с новой. Город — это место, где тебя не спрашивают, почему ты отдаешь штопку профессиональным белошвейкам, так делают все, у кого есть деньги. У нее денег хватило бы и на дом со слугами, но не стоило привлекать внимание к одинокой богатой женщине, так что Симель искала полный пансион у какой-нибудь пожилой дамы, не выходящей в свет. Выбор пал на матрону семьи магистра медицины Ветарию.
Неожиданно два года в их доме стали временем нового учения, а не пряток от судьбы. Лекарь и его юные сыновья, готовящиеся к той же профессии, заметили, что Симель кое-что смыслит в лечении ран, и разговоры за общим столом очень быстро превратились в консилиумы. Ветария, как поняла Симель, рассчитывала на жилицу, как на противовес этим говорливым врачевателям, а на деле получила еще одного, только в юбке.
Симель сполна отблагодарила семью, где не были против, чтобы вместе с мальчишками и она слушала магистра, как наставника, и задавала вопросы, и получала ответ. Все же в городах вольным душам живется легче — только не претендуй на чужой заработок и тогда делай в своем доме, что хочешь. А магистр был отъявленным вольнодумцем, судя по копии “Врачевания Заречья” — этой книгой вообще измерялась степень смелости любого лекаря. Тот, кто упорно лечил отцу перелом, когда другие умывали руки и советовали готовить похороны, тоже ею пользовался и, в конце концов, отвел тень смерти от барона. Симель знала травы Заречья, как свой огород, и еще в Марскелле поняла, что, оказывается, умеет не только рубить с коня и управлять поместьем, но и ходить за нуждающимися.