Она снова заворочалась и вконец сбила одеяло. Ожидание — это враг, которого не победишь, когда хочется, но его можно ослабить. Симель приказала себе успокоиться и спать — ночью ей понадобятся силы для Вилиама, и хотя бы эту службу можно нести открыто, без тайн.
Прошло еще четверть часа, и она погрузилась в сон, где снова видела Марскелл, но все-таки отдыхала, плавая в воспоминаниях, куда более приятных, чем дневные раздумья.
Ночь спустилась на беренский замок быстро и незаметно. Тусклое солнце так и не согрело толстые стены Венброга, и во всех залах и коридорах было холодно. Отгремел очередной пустой ужин, где беренские лорды делали вид, будто пируют в кругу друзей, а не ждут, как коршуны, обещанных компенсаций от короля. Фронадан возвращался из зала в гостевые покои с четверкой своих рыцарей, слушая в пол уха их юные восторги и печали, но думая лишь о том, как скверно поворачивалось дело.
За три недели наместника казначейства так и не нашли, в его доме не знали, где он находится, а большинство слуг пропало. В Хаубере подписали и опечатали жалованные грамоты на сбор налогов и отправили на север, но это никак не изменило настроения в Венброге. Фронадану дали понять, что промахи королевской администрации — это пощечина своим подданным, и что они не почувствуют себя удовлетворенными, пока не пойман наместник и пока вместо красивых слов не получат в руки свои грамоты.
Фронадан просил Единого, чтобы лошади несли гонцов короля, как на крыльях, и проклятые бумаги наконец попали к беренцам. Демон побери, что им еще нужно? Право собирать налоги вернет им куда больше, чем стоимость руды и леса. Вилиам, как всегда, не мелочился и показывал, что благо подданных для него не пустой звук, любой был бы благодарен — только не Годрик.
Скверно. Это было очень скверно.
— Сир! Прекрасное творение, не правда ли?
Эван нес на ломтике хлеба миниатюрного лебедя, невероятным образом сложенного из стружки миндаля, скрепленной густой патокой. Птицу сделала за ужином его соседка по столу, юная леди из семьи Боргов.
— Да, — ответил Фронадан честно. На юге, наверное, не оценили бы и подарок из серебра — только из золота — но в Берении умели радоваться самым простым вещам. — Наверное, и на вкус тоже?
Эван отошел на шаг.
— Я не буду его есть.
Остальные рыцари рассмеялись у него за спиной. Судя по выражению лиц — от зависти.
— О чем вы так мило беседовали с леди Уной?
Еще больше смущенный, Эван взялся за пересказ вполне обычных для круга молодежи тем. Баллады, рыцарские романы, столичная мода, турниры и охота, — это было не совсем то, о чем просил говорить с соседками Фронадан. Не стоило, конечно, ожидать, что неискушенные рыцари поднесут информацию на блюдечке — подарков судьбы обычно не дождешься — но в этот раз подводила и старая методичная работа.
Годрик почти не пил вина и не давал себя разговорить, каждый день откланиваясь раньше положенного. Слуги тоже отмалчивались — между северным и южным лагерем воцарилась немая неприязнь, но это случалось и без всякой подоплеки, когда селились под одной крышей два столь разных по уровню общества. Отсутствовали бароны с запада — хозяева равнин. Они не подписывали жалобу тех, кто пострадал от изъятия руды, но что обо всем этом думали? Несколько аккуратных писем, отправленных на запад, остались без внимания, а те, что пришли в ответ, оказались отпиской, бесполезной, как чистый лист.
Фронадан будто ослеп и оглох. Он знал, что, как бы ни было сложно, всегда есть ниточки, ведущие к цели и, если дернуть за них, получишь ответы. Но сейчас ни лесть, ни подарки, — ничто не сблизило его с беренцами. Мужчины были сдержанны и ни на мгновенье не оставляли своих жен одних, танцев больше не проводили — менестрель сказался больным. Грета ни разу больше не взглянула на Фронадана. Если она не уходила с ужина, жалуясь на головную боль, то весь вечер сидела молча подле мужа. Бериг не отпускал ее от себя и был единственным, кто последовательно гнул линию недовольства, упорствуя там, где остальные иногда расслаблялись и вели себя так, будто жалованные грамоты полностью решали проблему. Без сомнения, он был самым крепким звеном этого противостояния, не давая никому двигаться дальше. Опасения, что беренцы тянут время и тайно собирают силы, не оправдались — шпионы докладывали, что нигде в Берении скоплений войск нет.
У Фронадана было чувство, что он вертит в руках кувшин фокусника. Внутри что-то было, оно стучало и звенело, но откупорить кувшин нельзя — только разбить. Но именно этого и не хотел Вилиам Светлый.