— И я, конечно же, заверил ее, что даже такой удар нисколько не смертелен, но это для нас, а хрупким леди никак нельзя попробовать себя в турнире, — закончил Эван рассказ.
Фронадан кивнул и отпер дверь своих комнат, приглашая рыцарей внутрь. Камин уже был растоплен, стулья расставлены, Леви приготовил на столе корсийское красное.
— Кажется, все юные девы Берении очень радушны, и обе стороны счастливы знакомству.
— Так и есть, сир.
Фронадан откупорил вино и принялся разливать его по кубкам.
— Насколько близкими стали эти знакомства?
Повисла пауза. Стерлис проговорил:
— В каком смысле, сир?
Смысл тут был только один — романтический, ведущий к доверию и повышенной словоохотливости.
Фронадан отставил бутыль и встретил четыре чистых взгляда своих молодых подопечных. Себя он при этом ощутил старым, отвратительно расчетливым и черствым.
— В том смысле, как часто вы встречались вне застолий и удавалось ли вам говорить без старшего поколения?
— Старшие всегда сопровождают наших леди.
— Мы не искали личных встреч, — сказал Фартегард, — раз это вызывает недовольство родителей.
— И поняли, что они не одобряют рассказы о столичной жизни и валленийском дворе, — добавил Дрейгельд. — Хотя сами леди желают знать все подробности.
— Такие разговоры кончаются печально, — с укором товарищам заметил Фартегард, — потому что наших леди не вывезут в свет ни в этом году, ни в следующем. Здесь ответы едины у всех, а вы просили спрашивать. — Похоже, он единственный об этом помнил. — Разве Берения так консервативна и так закрыта, сир?
— Вовсе нет. Это меня и пугает. — Фронадан подал рыцарям вино и с наслаждением растянулся в кресле у камина.
— Чем же, сир?
— В целом — потерей связей и доверия, что всегда ведёт к политическому расколу. Мы уже это видим. А если предполагать смелее — вы не отпустите детей туда, где люди скоро станут вашими врагами.
Рыцари, усевшиеся кругом перед ним, невесело переглянулись. Эван опустил взгляд к полу, царапая золоченый бок кубка.
— Отец леди Уны уже считает чиновников короля врагами, — проговорил он наконец.
— А если точнее?
Эван был огорчен, как будто выдал чью-то тайну.
— Продолжай, продолжай. Мы здесь, чтобы решать проблемы, а не молчать о них. Борги не могут смириться с тем, что ходят на поклон к незнатным наместникам?
— Точно.
Стерлис выпрямился.
— А наставница леди Хенги постоянно одергивает ее: “Не выноси сор из дома”, — потому что та жалуется, что королевский суд их обидел.
— Тяжба через голову лорда?
— Похоже.
Фронадан потер глаза. Старая песня. Сором этим попрекал Вилиама ещё отец Годрика, желавший судить своих подданных сам, без шанса на выигрыш. Ничто не ново в Берении, но ничто и не изменится — Вилиам утвердил здесь свой порядок, и никогда от него не откажется.
— Так с этим ничего не сделать, сир, — развел руками Дрейгельд, — что жаловаться на закон?
— И правда. Проблему нелюбви к закону нам с вами не решить. — Граф подлил себе вина и устроил под спиной подушку. — Расскажите лучше, о чем, кроме турниров, мечтают ваши леди.
— Вам разве и вправду интересно, сир? — спросил Дрейгельд, оглядывая друзей — на их лицах читался тот же вопрос.
— Конечно. — Фронадан вытянул ноги к огню и пригубил корсийское.
Рыцарь просиял.
— Хорошо. Леди Тана призналась, что хотела бы вместо соколиной охоты затравить сворой зайца, она слышала, что супруга принца Сейтера держит собак, как мужчины. Я думаю, у нее получилось бы, даже Эван не знает о борзых столько, сколько знает она.
Дрейгельд увернулся от тычка в бок, а Стерлис перехватил инициативу, торопясь поделиться тем, что узнал о своей застольной соседке. Фронадан слушал, прикрыв глаза и улыбаясь трогательным заботам людей, не обремененных проблемами королевства. Это были живые, не приукрашенные истории, такие редкие в его кругу и оттого особенно ценные. Рыцари наверняка считали, что он выискивает в их словах крупицы информации — и это было правдой — но куда больше он узнавал сейчас не о беренцах, а о своих подопечных, и знание это теплом отзывалось в сердце.
Дрейгельд был среди них самым шумным - легкий, верткий, всегда готовый помогать, пировать и сражаться. Светловолосый Стерлис легко сошел бы у беренцев за своего. Не жалея сил рассказывал он истории и пел, когда бы ни попросили, но душа его для других оставалась закрытой.
Фартегард, самый внимательный и учтивый, поражал местных иссиня-черной шевелюрой и был простоват на лицо, как горожанин, а не дворянин. Миловидный Эван был самым тихим, но принимал столь искреннее участие в окружающих, что каждая девица Берении считала это личной симпатией и не могла поделить его с подругами.