— Пастух, Трубач ранен.
— Серьезно?
— Достаточно.
Они перекрикивались, не переставая размахивать мачете. Одного из бандитов удалось выключить в тот самый момент, когда он уже собирался выпустить Пастуху кишки.
А гады все перли и перли.
— Что делать?
— Нужно прекращать эти латинские страсти. В конце концов, дома на «Кармен» сходим.
Билла видно не было.
Ребята уже бились, прислонясь спиной к дереву.
— Отступать некуда, за нами секвойя, — перефразировал известный афоризм Артист. — Помирать — так с музыкой. Трубач, держись, вместе уйдем. Ну, гады, подходите, кто еще не хочет жить?!
У Пастуха был страшный вид. Мачете его было окровавлено настолько, что, казалось, это не лезвие, а толстая дубина — таким оно стало толстым из-за налипшей травы, смешанной с кровью.
И сам Пастух был с головы до ног заляпан кровью — своей и чужой. Только глаза сверкали ненавистью.
Он понимал, что ни Питер, ни Россию, ни мир они уже не спасут. Но вот этих гадов он захватит с собой как можно больше.
Кольцо сжалось настолько, что и Артист и Пастух уже отбивались почти вслепую. Еще пять — десять секунд, и все будет кончено…
И в этот момент вдруг кто-то схватил Трубача за шиворот и потащил на небо.
«Все, оттрубил, — подумал Николай сквозь мутнеющее сознание. — Ну хоть в рай попал».
То же самое случилось и с Артистом, он, правда, успел вцепиться в Пастуха. Так три солдата и взлетели над лесом.
Конечно, это были не ангелы.
Билл успел передать пилоту второго вертолета, что дело у них худо, передал точные координаты, и тот просто сбросил веревочную лестницу. Вот с этой лестницы Билл и уносил сейчас своих друзей от верной смерти.
Правда, полет над лесом длился недолго.
Вертолет снизился над опушкой, бойцы спрыгнули на траву.
— Марш, марш! — Билл помчался вперед и скрылся за деревьями.
Пастух взвалил на себя Трубача, Артист страховал сзади. Все побежали за Биллом.
Вбежали в лес и остановились. Куда дальше?
— Ко мне! — крикнул Билл издали.
Они припустили вперед, спотыкаясь об узловатые корни растений, забыв о том, что кроме колумбийцев на каждом шагу их подстерегают змеи, ядовитые насекомые и еще бездна всяких тварей, которые и в страшном сне не могут присниться.
Билла найти было несложно. Он катался по земле, сцепившись с ужасающих размеров тушей в камуфляже. Наверху они оказывались попеременно, но было видно, что американец сдает.
Артист не стал рисковать. Он подошел как можно ближе, встал прямо над изрыгающим ругательства сплетением рук и ног, дождался, когда на поверхность вынырнет голова камуфляжника, и совершенно хладнокровно раскроил тому затылок. На брюки хлынула кровавая масса.
Поздно. Слишком поздно. Билл разогнулся, освободившись от тяжести навалившегося на него тела, и всем открылась зияющая рана в животе.
— Это уже армейский, спецназовец, — прохрипел Билл.
Вот так, из огня — да в полымя.
— Уходим!
— Нет, ребята, я не могу идти. Вы меня здесь бросьте.
— С Биллом совсем плохо!
— Ничего. Раз дышит — живет. Ты бери Трубача, я — Билла, и уходим!
— Куда? В какую сторону?
— Черт его знает. Куда глаза глядят. Подальше отсюда!
Они думали, что их уже ничто не сможет удивить. Оказалось, это не сравнимо ни с чем: продираться сквозь непроходимую, живую стену, прорубать себе дорогу широким ножом, надрезая стволы, видеть, как сочится из них древесный сок, подобно человеческой крови. И не знать при этом, куда идешь.
Они продирались все дальше. Силы были на исходе. Артист не помнил, когда отключился. Перед глазами проносился неистовый хоровод из усатых бандитов, саблезубых янки, голодных удавов, истеричных попугаев и худощавых, седовласых женщин лет эдак пятидесяти.
Так они шли до самой ночи.
Билл много раз терял сознание, Трубач тоже не приходил в себя. Аптечки были израсходованы, Но раны на телах солдат сочились по- прежнему.
А самое неприятное, что они так и не нашли рацию Билла, которую тот выронил во время схватки с армейским.
— Может, ее тут же украла дикая обезьяна?
Даже эта шутка Артиста никому не показалась смешной. Романтика и экзотика оборачивались запахом крови и смерти.
Они слышали отдаленный грохот боя, — очевидно, боевики напоролись на правительственные войска.
И когда войска расправятся с людьми Гонсалеса, они примутся искать их.
А им даже отбиваться нечем. Маленькая хижина возникла из леса как в сказке. Артист не выдержал напряжения и упал. Больше он не мог ступить и шага.
Только Пастух, который тащил на себе Трубача, дошел до двери и постучал носком ботинка.
Дверь тут же открылась — и на пороге возник небольшой человек с приветливой улыбкой.
Пастух опустился к его ногам и вырубился тоже.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
Москва
10 июля 200… года, 07.04
Голубкова разбудило неровное дребезжание телефонного звонка. Он осмотрелся. Оказывается, вчера он нечаянно заснул за столом, положив голову прямо на досье — Кукушкина и Огинской. Голубков все пытался понять, кто из этих двоих мог сообщить талибам о яде. И самое главное — кто из них может раскрыть секрет противоядия. Шансы, по его мнению, были равны. Он очень сомневался в том, что его ребятам удастся отыскать эту неуловимую «мисс Софи», как она значилась в последних документах ЦРУ. Она вполне могла быть замешана в этой сегодняшней истории с ядом. Судя по ее досье, Огинская была на многое способна…
Он также не знал, с какой стороны подойти к «восставшему из мертвых» Алексею Клементьевичу Кукушкину. А может, и не восставшему… Ведь все, что есть на него, — только плод размышлений и догадок. Разговор с ведущими психологами-криминалистами тоже ничего не дал. Вчера он с ними заседал около трех часов. Криминалисты допускали оба варианта: Кукушкин равно мог быть как вполне нормальным человеком, ступившим на путь суицида под давлением системы (вчера он услышал множество подобных случаев из психологической практики), так и патологически нездоровым субъектом, с маниакальными наклонностями. В этом случае предположить его дальнейшую судьбу не представлялось возможным. И тут, конечно, нет вины психологов, достаточно профессиональных в своем деле. О Кукушкине практически не было никакой информации, в его личном деле были только сухие факты, знакомых и родных у него не осталось. Да если бы они и нашлись, то, скорей всего, вряд ли это что-то дало бы, так как Кукушкин был, по выражению одного из специалистов, «гиперинтровертированным» человеком. Единственной зацепкой тут, пожалуй, могла оказаться та самая Огинская, с которой у Кукушкина, кажется, был роман. А вдруг они до сих пор поддерживают отношения? Может, даже вместе плетут эти кошмарные интриги?
От чрезвычайно напряженных интеллектуальных усилий, от просчитывания многочисленных вариантов болела голова.
Телефон продолжал истерично надрываться.
— Алло. Голубков у аппарата.
— Константин Дмитриевич, это Док.
— Слушаю.
— Я нашел его.
— Так убей! Чего ты звонишь? Тебе памперсы поменять? Убей и забери яд.
— Не могу.
— Почему?
— Он умер.
— Как? Где? Что там случилось? Капсулу нашел?
— Нет, она, наверное, уже в Неве.
Голубков искоса поглядел на стакан остывшего чая перед ним.
— Он сгорел — облился бензином и поднес спичку.
— Ты сам видел?
— Нет, но свидетелей достаточно.
— Что они говорят?
— Пришел под утро. Купил у дальнобойщиков канистру бензина, скрылся в комнате, а потом полыхнуло. Едва успели пожарную команду вызвать, а то бы вся гостиница сгорела…
Голубков почесал подбородок.
— Что делать, Константин Дмитриевич?