— Я и с тобой нахожу. — Соня улыбнулась.
— Не ты со мной, а я с тобой! — упорствовал Семенов.
— Хорошо. Пусть так, — терпеливо согласилась Соня.
— Подозрительная сговорчивость.
— Да брось ты, просто я устала…
— Ты как будто уходить собираешься? — заботливо поинтересовался Семенов.
— Да.
— Чего так рано?
— Говорю тебе, устала, — отрезала Соня.
— Ладно, поверим на первый раз. Соня сняла халат, повесила в шкаф.
— Тебя, может, проводить?
— Я не маленькая.
— На тебя Кукушкин дурно влияет, — не отставал Семенов.
— С чего ты взял?
— Да так, досужие домыслы.
— А ты не домысливай. У тебя другая профессия. Факты, друг мой, нас тут интересуют только факты!
— А все же куда ты так вдруг заспешила?
— Спать.
— Я, между прочим, на тебя обиделся.
— Твои проблемы. Мне на самом деле пора идти, — решительно подытожила Соня, снимая с вешалки пальто. — До завтра! — Последние слова Соня произнесла громко, обращаясь ко всей компании, сидевшей за столиком в глубине комнаты.
Захлопнув дверь, она секунду постояла в коридоре, приходя в себя как будто после сна, даже помотала головой. И сама себе удивилась. Странно она ведет себя! Очень странно.
Соня сбежала вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Можно было, конечно, спуститься на лифте, но ей хотелось стряхнуть с себя странное оцепенение.
К первому этажу она сбавила скорость и последний пролет прошла уже с обычной скоростью. Поправила съехавшую на лоб шапочку, одернула пальто, застегнула верхнюю пуговицу и вышла на улицу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Поселок Пролетарский
26 июня 200… года, 09.33
Он видит, как над ним склонилась мама. Серые добрые глаза, пушистые русые волосы. Но она же давно умерла… Что, уже призраки стали являться? Вот сейчас он протянет руку — и ладонь пройдет сквозь его видение.
Нет, теплый человеческий лоб… Ну наконец-то! Что я вижу! Проснулся!
— Светка?!
— С возвращением, блудный братец!
— Как я сюда попал?
— Та-ак… Ты что, ничего не помнишь!
— Нет.
— Тебе, как всегда, снился кошмар.
— Откуда ты знаешь?
— Ты ночью бредил. Все бубнил про какой-то вертолет, какой-то взрыв.
— Взрыв?
— Вчера свалился на мою голову как гром среди ясного неба, пьяный до чертиков, зашел во двор и рухнул у колодца. И там умудрился сразу же заснуть, я чуть не надорвалась, пока тебя тащила в дом. Проспал почти сутки… — выдала она без остановки, не давая Трубачу вставить ни слова.
То, что она сказала, еще больше запутало его.
— Ты знаешь, я не помню, что было вчера. Как будто целый день стерся из памяти… Сейчас. Погоди, я вспомню…
— Но в памяти — ничего. Только Москва. Нет билетов. Автобус. Жара. Затекли ноги. Автовокзал…
— Ну и как? С чего вдруг ты приехал?
— Что, не рада? — уклончиво ответил Трубач.
— Пропадает надолго, писем не пишет, на мои не отвечает, даже с днем рождения ни разу не поздравил… И тут вдруг нате вам — падает у колодца. Что случилось? Подумай над своим поведением, или вот сейчас возьму хворостину, — шутливо пригрозила сестра.
— Погоди, дай в себя прийти…
— Знаешь, мне все время кажется, что где-то там без меня ты постепенно сходишь с ума, или тебя убивают, или ты заболел… И самое страшное — я не знаю, где ты… и ничем не могу помочь… — Подбородок ее стал некрасиво морщиться, глаза заблестели.
Трубач вздрогнул. «Постепенно сходишь с ума!»
— Ты еще не видела, как человек сходит с ума!
Светка всхлипнула.
Фраза, слетевшая с его губ, была как запрещенный удар. Действительно, кому, как не ей, знать, как человек слетает с катушек.
…Последний раз они встречались пять лет назад, тогда она еще жила в самом Глазове, работала на телевидении была в постоянной готовности уйти в депрессию или даже запой, что, впрочем, периодически и происходило. Трудно было понять, чья жизнь более экстремальна: его, солдата удачи, постоянно ползающего под пулями, или ее, журналистки, занимающейся грубой провинциальной социалкой.
Один телесюжет и вовсе перевернул ее жизнь. Светка столкнулась с местными наркобаронами, которые ей дали понять, что она слишком незначительная фигура в их разборках и что лучше бы ей не показывать своего любопытного носа не только на телевидении, но и вообще на улице. Сначала думалось, это не смертельно — отсидится какое-то время дома, отдохнет и всякое такое. Не получилось. Кто-то, может быть, расслабился бы, как говорится в известной байке, и получил удовольствие. Но Света, промаявшись без работы всего два дня, стала метаться по квартире как загнанный зверек в клетке. Осознание того, что ты лишь «дрожащая тварь», осознание опасности внешнего мира и абсолютное одиночество сильно пошатнули ее психику. Трубач тогда получил от сестры письмо, обрывочные фразы которого прочел как предсмертную записку. Бросил все текущие дела, примчался в город и буквально вынул ее из петли, точнее, из ванны с розовой от крови водой…
Тогда-то он и привез ее в Пролетарский. Здесь, в пятнадцати километрах от Глазова, Светка наконец-то поймала ускользающую гармонию, которая теперь чувствовалась во всем: в том, как она пьет чай, в том, как причесывается, и даже в том, как накрывает на стол.
Утренние сборы на работу теперь были без спешки, без сигарет, без кофе. С книжной полки исчезли конъюнктурные современные циники, еще более дезориентирующие ее неустойчивую психику. Трубач с радостью заметил на их месте Бунина, Чехова, Платонова… Возможно, это было следствием новой Светкиной профессии — библиотекарь.
— Прости, ляпнул не подумав.
— Проехали… Тему не переводи. Теперь ты объект для психоанализа. Начинай!
— С чего?
— С самого начала, разумеется.
— С начала было слово…
— Не богохульствуй!
— С чего это ты вдруг так заговорила?
— С тех самых. Не переводи стрелки!
— Да забыл я многое…
Но сейчас он обманывал Свету, потому что вдруг вспомнил, что приснилось ему ночью.
Он помнил…
Действительно, был вертолет, на нем летел он и еще один человек, которого надо было уничтожить. А зачем — вот именно это он и не хотел вспоминать.
Потом он спрыгнул с вертолета в пятнадцати метрах от земли. И чуть не обгорел, когда вертолет взорвался почти рядом с ним. Он все время шел рядом со смертью, иногда чувствовал ее смрадное дыхание. А в этот раз почувствовал уже ее пристальный взгляд. И отвернулся. И тогда во всей полноте ощутил, что хочет жить. Безумно хочет жить! Как расскажешь все это человеку, который о войне и смерти ничего, ну совсем ничего не знает…
— Когда-нибудь я тебе все расскажу. Но сейчас, пожалуйста…
— Хорошо, потом так потом. Только ты же снова будешь кричать по ночам.
— Это скоро пройдет.
Трубач сидел рядом со Светкой и боялся шевельнуться, боялся спугнуть захватившее его ощущение детства. Именно об этом сочетании звуков и запахов он давно мечтал.
Встали в памяти далекие образы: деревянные полы, зарубки на дверном косяке, маленькое ведерко с мишкой у колодца.
Безмятежность! Раньше он часто развлекал себя мысами, что вот он вернется в родной дом, что Светка будет очень удивлена, он будет ходить на рыбалку, рубить дрова, строить что-нибудь. И непременно пиво и телевизор по вечерам — знак спокойной обывательской жизни. Только вот новости он смотреть не будет. Надоело! Никакой политики, интриг и терактов! Стой, стой, стой!
Трубач внезапно поймал мелькнувшее воспоминание. Что-то тревожное… Нужно вспомнить…
Сестра стала накрывать на стол. Вареная картошка, зеленый лук и молоко.
— Уж не обессудь, завтрак по-деревенски — привыкай, здоровее будешь. Пища экологически чистая.
— З-замечательно!
— А ты думал! Иди быстро умывайся. Вода в колодце… Ты так внезапно… Хоть бы позвонил, что ли…
— А я, думаешь, не звонил? Сначала отвечали, что телефон неисправен, а потом и вовсе соединять перестали. Что у вас тут с телефонами?