— Да-а-а, — усмехается Потапов. — Звёздочки в глазах так и пляшут.
— Сильно ударился? — развешиваю гирлянды по периметру. — Если хочешь, то можем вернуться, — голос предательски дрогнул.
Да, я тоже волнуюсь. Не меньше вашего. Не каждый день я отдаюсь мужчине, в которого втюрилась до постоянно мокрых трусов.
Вру.
Помимо похоти есть… Что-то глубже. Что-то, напоминающего мне папу. Ведь, мой папочка любимый, когда ухаживал за мамочкой (а я много слушала воспоминаний от бабушки и дедушки) – выполнял любой её каприз и ввязывался в любой кипиш, если так хотела его «царица»
— Вернуться? — шепот у мочки уха. — Я не для того проходил целый квест «испытай Потапова на прочность» у твоих родителей.
— Они перегнули палку, когда заставили тебя ходить по гвоздям, — громко прыскаю от смеха.
— Зато какова награда за смелость, — лёгкое касание губ чувствительной кожи шее.
Прижимаясь ко мне со спины, Миша буквально взвешивает ладонями мою потяжелевшую грудь. Только трогает, мнет, обрисовывает их контур кончиками пальцев. Меня же подкидывает вверх от разрядов тока, что ударяют прямиком в промежность.
Я отдавала прелюдии больше всего своего драгоценного внимания. Сами поступающие движения – прекрасны, но вот «подготовка» мне приносит не меньшее удовольствие.
— В наличие шампанское, клубника, сливки… — шепчу, предлагая весь ассортимент того, что у меня есть.
— У стены раком, сидя на мне или… Блять, Серафима, мне всё равно уже как мы трахнемся! Главное быть в тебе максимально глубоко! Потоп, пожар, землетрясение… — хрипло посмеивается. — Милая, я тебя так хочу, что уже не соображаю, что несу. Снимай трусишки – сейчас будет жарко!
— Я без них, — провокационно облизываю губы кончиком языка. Не знаю, дойдём ли мы до минета, но мне бы этого хотелось. Попробовать его на вкус. Уверена на все сто процентов, что он «очень вкусный при своей низкокалорийности» (для очень плохих девочек).
— Р-р-р, — разворачивает меня к себе лицом.
Врезаемся губами в друг друга как бешеные, дорвавшиеся до своего персонального наркотика. Поцелуи выходят агрессивные, полные безумия дорваться до сокровенного. Мои пальцы в его волосах, его сжимают тугие бутоны сосков. Мы творим безумие, тяжело дыша в коротких паузах похотливого забвения.
— Не обманула, — раздвигает набухшие складочки, что сочатся соком моего желания. — Серафима Ильинична, а вы – плохая девочка и будете за это наказаны.
— Михаил Михайлович, будьте уверены, что меня и шлепок по заднице доведёт до оргазма за секунды, — не стесняясь, озвучиваю всё содержимое своих мыслей вслух.
Божечки кошечки!
Когда я занимаюсь сексом я не думаю – я действую!
Я заблуждалась, что Миша – «экспонат в музее» и мне только любоваться его мужественной красотой.
Можно трогать все части тела! Да, хоть член! Кстати, его в первую очередь, утоляя своё женское любопытство по самое горлышко (неоднозначно как-то прозвучало).
— М-м-м, — глухо стонет мне в губы. — Всё! С меня хватит!
Где он нашёл стол?! Я думала это тумбочка, накрытая чем-то старым.
Сдёргивая с меня одежду (только снизу), раскрывает бёдра максимально хорошо.
— Красивая-я-я, — рокочет хрипло он. — Блять, какая же ты красивая везде.
Припадая на колени, подтягивает за попу к себе близко. Прикосновение языка к горошинке клитора – «до громкого стона посреди ночи в заброшенном доме» (прим: сравнение со звёздочками надоело автору).
— Мишка мой… — выгибаюсь дугой. — Суровый тир-р-ранище!
— Серафима Ильинична, разрешаю только стонать, — вводит в меня два пальца, растягивая внутренние мышцы.
От шока (да-да!) распахиваю губы и смотрю исключительно в потолок.
Движение языка и пальцев окончательно вышибают мои предохранители. Кричу в голос, содрогаясь всем телом.
— Вкусная, — облизывает пальцы, словно на них мёд, а не соки моего возбуждения.
— Что это было?.. — не чувствую своих конечностей, шепчу задушено.
— То, что ты теперь сделаешь мне, несносная моя, — покрывает поцелуями низ живота, накрывая грудь руками.
Странный шорох на улице заставляет нас насторожиться.
— Миш?.. — свожу колени вместе перед тем, как распахнётся входная дверь (ну, или что от неё осталось).