Сердце молодого человека дрогнуло от радости при виде теперь уже знакомого очаровательного детского личика.
«Как бы я был рад оставить карточку у себя! — подумал он. — Да нельзя, она чужая, ее надо возвратить. Бедная женщина, как она будет горевать о потере и книги, и фотографии! Напечатаю завтра же в газетах объявление о находке. Таким образом мне, может быть, удастся отыскать их адрес!»
На следующее утро читатели одной из газет Нового Орлеана увидели в разделе «Потеряно и найдено» объявление:
«НАЙДЕНА
книга в красном кожаном переплете с серебряными застежками и монограммой J. C.
Адрес. Голубая Цапля П. О. № 1121».
Объявление это печаталось несколько раз в течение недели на одном и том же столбце газеты, но никто не отозвался и не явился за книгой с вложенной в нее семейной фотографией.
Глава 2
Госпожа Жозен
Госпожа Жозен отличалась угловатыми манерами и довольно плотной фигурой. У нее были большие бархатистые черные глаза, нос крючком, а губы были до того тонки, что казались двумя красными полосками. Однако, несмотря на отталкивающий вид нижней половины лица, верхняя часть его иногда была привлекательной. Этому во многом способствовали кроткие большие глаза, которые Жозен имела обыкновение подымать кверху, словно о чем-то умоляла собеседников.
У Жозен были две слабости: безграничная слепая любовь к негодяю-сыну Эдрасту и огромное желание казаться светской дамой. Она из сил выбивалась, стремясь составить репутацию всеми уважаемой женщины. В прошлом ее жизнь была необычайно тяжелой: она многое испытала, особенно во время замужества.
Муж ее отличался бешеным характером. Однажды в запальчивости муж столкнул ее с лестницы — и она, сломав ногу, сделалась калекой. Затем на нее обрушилась новая беда: муж ее, уличенный в тяжких преступлениях, был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Муж вскоре умер, и она осталась без средств с маленьким сыном на руках. Мадам Жозен стала «прачкой тонкого белья» и поселилась в предместье Нового Орлеана — Гретне.
Она и сын жили в одноэтажном домике, где было две комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы, стоило подняться на две ступеньки и войти в окрашенную зеленой краской дверь.
В описываемый вечер госпожа Жозен сидела на крыльце и беседовала с соседками. Ее дом одним углом выходил на улицу, которая вела к спуску на паром. Жозен доставляло большое удовольствие сидеть на ступеньках у входа в дом и наблюдать за прохожими.
В этот июльский вечер было душно. Мадам Жозен чувствовала непонятную усталость и находилась в прескверном расположении духа.
Соседки скоро разошлись. Она осталась совершенно одна и принялась зевать.
— Мало кто сегодня приехал, — сказала Жозен, вглядываясь в небольшую группу пассажиров, которые с мешками и узлами спешили к парому.
Через несколько минут прохожих не стало. Начало темнеть.
«Кто же это? — раздумывала Жозен, всматриваясь в приближающиеся к ее дому две фигуры: женщина в трауре с маленькой девочкой. — Это тоже приезжие; но почему же они не торопятся? Паром уйдет без них… Наверняка они опоздают!»
Вблизи показались знакомые нам мать и белокурая девочка, которые только что сошли с поезда. Девочка в одной руке тащила корзину, а другой держалась за платье матери. Видно было, что они растерялись, оказавшись в незнакомом месте.
— Остановимся, мама! Отдохни! — проговорила девочка умоляюще.
Дама с трауре подняла вуаль и заметила мадам Жозен, вперившую в нее свои выразительные глаза.
— Позвольте мне отдохнуть здесь немного, я совсем больна и чувствую, как мне дурно… — проговорила слабым голосом молодая женщина. — Нельзя ли у вас попросить стакан воды?
— Сейчас, сейчас! — засуетилась Жозен, забыв о своей хромоте. — Зайдите, прошу вас, в комнату, сядьте в кресло. На паром вы все равно уже опоздали.
Измученная женщина охотно вошла в комнату. Там было тихо и прохладно. Широкая кровать с безукоризненно чистою постелью так и манила к себе.
Молодая женщина упала в кресло, опустила голову на подушки, выпустив из рук дорожный мешок. Девочка поставила корзину с птицей на стул и ласково обняла мать, с испугом осматривая незнакомую комнату. Жозен, ковыляя, вернулась с водой и флаконом нашатырного спирта, которым она обычно чистила кружева. Она проворно сняла с больной шляпу и тяжелую вуаль, освежила мокрым полотенцем лоб и руки больной, поднесла к ее носу нашатырный спирт. Малютка, ухватившись за платье матери, спрашивала вполголоса: