А мне вспомнилось, как он уже когда-то говорил эти слова только при совершенно других обстоятельствах. Но тогда я даже подумать не могла, что все обернется именно так.
– … поверьте, это дурацкий характер Питера виноват в том, что у меня не осталось другого выхода, – между тем продолжал Картер: – И я совершенно не мог позволить, чтобы он умер от рук наемного убийцы, все же мы столько лет дружили. Да и не впустил бы он чужака в свой дом. Нет-нет, не думайте, что я как-то оправдываю свой поступок, только хочу, чтобы вы поняли: для меня это не просто земля, это нечто намного большее! Это место, с которым я настолько сроднился, что, если лишусь его, всегда буду чувствовать себя неполноценным калекой.
– Значит, вы застрелили Хопкинса только лишь чтобы не утратить своей комфортной жизни?! – уточнила я, чувствуя, как внутри все горит и взвивается огненными протуберанцами.
– Леди Александра, вы так ничего и не поняли… – с грустью проговорил Картер: – Я убил Питера не ради комфорта или куска земли, но ради своего дома!
Его слова всколыхнули новую волну боли за лицемерие, за предательство, за смерть. Она словно наполнила мои вены кипящей магмой из самого центра души, и я заговорила медленно, будто впечатывая каждое слово в чужое сознание:
– Как вы посмели так поступить?!
Картер ответил без малейших признаков раздражения или злости, лишь с какой-то бесконечной усталостью:
– “Deus me veritate mea judicat, non maledico hominum caecorum”, что означает «пусть Бог осудит меня по правде моей, а не по злословию других».
– Перестаньте паясничать! Сначала вы застрелить Хопкинса, потом охотились за мной, приговорили к смерти несчастного Вернона Лоули, убрали с дороги Ястребов, как ненужных свидетелей – знаете, желание сохранить свой дом совершенно не оправдывает вас. Но теперь вы понесете справедливое наказание!
Картер вздохнул:
– Дорогая леди Беннет, неужели вы наивно полагаете, что я не учел варианта моего разоблачения в этой студии? Нет, эта история еще не окончена. Но будьте уверены, я завершу ее достойно, даже с подходящими такому случаю фейерверками.
– Что вы имеете в виду?! – нахмурилась я.
И Хопкинс с прежней доброжелательностью продолжил объяснение:
– Знаете, а ведь в инфосеть ваши доказательства так и не попали. Трансляция была остановлена в тот самый момент, когда вы только упомянули «Долголетие».
– Не понимаю, и чего вы этим добились? – удивилась я: – Свидетелей вашего признания и так полная студия, а информация о махинациях корпорации все равно попадет в сеть.
– А здесь вы еще раз ошибаетесь, – Картер взглянул на меня с легким превосходством: – Я признался во всем вовсе не для того, чтобы сесть в тюрьму.
– Неужели вы думаете, что ваши поступки останутся безнаказанными?!
У меня в голове не укладывалось, как после таких тяжких преступлений можно еще на что-то надеяться?!
– И снова не угадали, – добродушно проговорил Картер, но затем его голос будто заледенел: – Я хочу вообще стереть весь этот эфир с истории Земли.
– Ну-ну, по-моему, это уже слишком! – возмутилась Ангелина Врайтс: – Вы не сможете сохранить в тайне такую сенсационную новость, даже если подкупите каждого, кто сейчас сидит в этой студии.
– Даже не думал заниматься таким бесперспективным делом! – хмыкнул он: – Нет, у меня есть более действенный способ, который решит сразу все проблемы.
– И какой же? – с подозрением переспросила у него ведущая.
– Я уничтожу эту студию.
Как же легко и спокойно он об этом сказал. Словно убийство стольких людей для него больше ничего не значило.
– Надеюсь, вы сейчас так неудачно пошутили? – поспешно проговорила Ангелина Врайтс.