Директор продолжал наступать на меня, раздражённо стряхивая комки мокрого снега, успевшие налипнуть на дорогую шубу за время шествования от машины до магазина. Вот сейчас натрясёт, набрызгает, а мне потом вместе с девочками снова полы намывать и подсушивать, чтобы покупатели себе руки-ноги не переломали, поскользнувшись на мокром кафеле.
– Леночка, надеюсь, что вы помните о том, где именно работаете!
– Конечно, Борис Григорьевич. А что-то не так?
Вроде ничего такого не сказала, а из директора пар начал валить, как от старого паровоза, подъезжающего к платформе.
– Последний раз напоминаю: ты работаешь в зоомагазине, а не в книжном!!! Ты должна продавать живность, а не макулатуру! Почему ты только что отказалась продать рыбок покупателю, а вместо этого всучила ему справочник юного аквариумиста?! Хороший продавец впарил бы ему не только рыбку, но и новый аквариум, гальку, водоросли, аэраторы, лампы, несколько пачек витаминов и кормов!
– Но Борис Григорьевич! Он же рыбок загубит, а остальное попытается вернуть. а так как товар к тому времени будет уже невозвратным, он нас по судам затаскает. Вот вам это нужно?!
– Умная, да? Так, может, продемонстрируешь свой интеллект где-нибудь в другом месте?
Чёрт, нужно было всё-таки сматываться, потому что, отступая назад, я оказалась зажатой между столом и директором. На моё бедро легла горячая потная ладонь. обжигающая своим жаром даже через плотную джинсовую ткань, а поползновения толстых пальцев не оставляли ни малейшего шанса на невинное продолжение распекания моей персоны.
Тем временем директор продолжил: – ... если женщина считает себя слишком умной, то начинает говорить чересчур много глупостей, а, значит, её рот стоит занять более подходящим делом... Чего ты кочевряжишься, дура? Ты ведь для этого идеально подходишь!
А вот это было больно. Очень больно. После того как Борис Григорьевич узнал от одной из продавщиц, что у меня из-за анатомических особенностей никогда не может быть детей, то быстро дал отставку последней пассии и начал подкатывать ко мне. Понимаю, что сама дура, разоткровенничалась как-то с коллегами, поделилась своей бедой, но уже поздно голову пеплом посыпать. Зато директор теперь считает, что на роль любовницы идеально подхожу, ведь ему можно будет не заботиться, ни о покупке презервативов, ни о том, что забеременею. Прямо-таки голубая мечта мужика вида «енот-потаскун обыкновенный». О том, что барьерные контрацептивы ещё и защищают от зппп, Борис Григорьевич как-то не переживал, считая, что к его достоинству никакая дрянь не прилипнет, да и любовниц подбирал среди своих работниц, надеясь, что ни одна из них, из страха потерять работу, не станет ему изменять.
– Борис Григорьевич, что вы делаете? Я же чётко сказала вам «нет».
– Вчера «нет», а сегодня вполне может быть и «да»... Неужели не хочешь прибавку к зарплате? Не глупи, самой же понравится!
– Сомневаюсь! – изловчившись, я двинула одновременно локтём в нос, а коленом промеж ног директору.
Пока тот выл, не зная, за что хвататься: верх или низ, так как ручки одновременно не дотягивались до пострадавших мест, я рванула в подсобку за пуховиком и рюкзачком. Всё, хватит с меня этой работы! Пусть в других местах платить будут меньше, зато целее буду. Уже подбегая к спуску в метро, сообразила, что на ногах по-прежнему лёгкие кеды, а ступеньки на лестнице так и не очистили ото льда, превратив их в настоящую горку. Нелепо взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, я всё-таки не удержалась и упала. Боль... Хруст... Темнота...
Глава 2. Сострадание и милосердие
Определённо, последнее, что я помню – это падение со скользкой лестницы, ведущей в метро. Там вообще удержаться не было никаких шансов, так как все подступы к перилам были завалены горками смёрзшегося снега, а каждая ступенька оказалась покрыта толстой коркой льда, из-под которой виднелись только сантиметра три-четыре гранита. В общем, даже будь я в своих зимних ботинках, они бы меня не спасли. Вот только не поняла, каким образом вместо тёмного подземного перехода оказалась лежащей в достаточно богатом старинном доме и смотрю сейчас в красивый потолок с расписным плафоном. Настолько сильным был удар, что воображение подкинуло такой странный сон?
– Чего разлеглась? Вставай и иди в свою комнату, Кристина! – раздался голос дамы.
Я перевела взгляд на женщину лет пятидесяти на вид, одетую в платье века этак восемнадцатого, но причёска была намного проще, чем на картинах тех времён, хотя и достаточно вычурная.