Лилавати смутилась, но Ханна не заметила недовольства или раздражения, она, конечно, не эмпат, что б уверять, но похоже Лилавати не исключает возможности своего материнства, а значит…
— Ваше Сиятельство, ужин подадут через полчаса, — в комнату тихо вошла Лотта.
— О, тогда нам нужно привести себя в порядок. Что же ты раньше не пришла, — укорила горничную Лилавати, поспешно поднимаясь на ноги.
Ханна тоже встала, хоть и не очень поняла суть проблемы. А потом вспомнила все эти традиции про переодевания перед ужином и смену причёсок… Как же хорошо, что ей этим голову заморачивать не надо.
Лилавати покинула салон в сопровождении Лотты, а Ханна, выйдя через вторую дверь, оказалась в прогулочном коридоре. Солнце хоть и клонилось к закату, светило ещё ярко, позволяя любоваться видом на реку и поля, над которыми пролетал аэростат.
Насколько Ханна знала, на такой высоте должно быть достаточно холодно, но внутри гондолы было тепло. Даже стекло словно бы нагрелось от солнечных лучей…
— Ты уже успокоилась, насколько я вижу.
Ханна дёрнулась от неожиданности, сердце забилось с бешеной скоростью.
— А теперь снова нет, — усмехнулся Клаус, глядя на смотрящую на него исподлобья Ханну.
— Почему ты всегда подкрадываешься?
— Привычка такая — ходить тихо. А ты всегда витаешь в облаках.
— Я просто задумалась, это не наказуемо.
— Это вредно для тебя самой, разве что.
— Ну как, уже закончили важные мужские разговоры? — отвернувшись к окну, небрежно бросила Ханна.
— А, это тебя разозлило? Это просто обычаи внешнего мира. Да, у магов и наемников всё иначе, но аристократы, да и обычные люди в целом, имеют достаточно патриархальный уклад. До эгалитаризма магов им далеко.
— Меня это расстраивает. Сложно мириться, пусть только на это путешествие, с ролью цветка в горшке.
— Но очень красивого цветка, смею заметить.
— Благодарю. Буду утешаться мыслью, что я красивая герань.
— Амариллис.
— Что?
— Амариллис. Цветок такой. Ты похожа на него.
Ханна удивленно посмотрела на Клауса, но он был серьёзен, а потом пояснил:
— Мать разводит цветы в оранжерее. У неё их много. И я немного разбираюсь в сортах. Амариллисы мне нравятся. Особенно красные.
— Спасибо… Надо будет посмотреть на эти амариллисы, как вернёмся, схожу в ботанический сад.
— Я пришлю тебе букет. Из тех, что мне нравятся.
— А твоя мать не будет против, ты же нарушишь вид её клумб?
— Вырастит ещё. И ей не будет жалко цветов для красивой девушки. Зачем же они ещё нужны?
Ханне было приятно такое слышать, пусть внешне она старалась не показать своё смущение, спрятать чувства не очень удалось. Тем более цветы… Обычно ей дарили книги, угощения из кондитерских, украшения-безделушки… А цветы почему-то никто из многочисленных поклонников не догадался подарить. Даже просто пообещать. И как-то очень захотелось, чтоб поездка кончилась как можно быстрее, дабы оказаться в Санкии и получить букет этих таинственных амариллисов.
— Тебе так нравятся цветы? — в голосе Клауса появились нотки удивления. — Ты просто так радуешься…
— И цветы тоже. Но мне редко их дарят.
— Жестокое упущение, — не скрывая улыбки, отметил Клаус и хотел что-то добавить, но Ханна перебила:
— А как ты узнал, что я тут? Ты словно как-то определил.
— Я и определил. По эмоциям. Просто шёл на них, когда почувствовал, что ты одна.
— Такое возможно?
— В строго ограниченных случаях.
— Это каких? Не таких, случайно, что позволяют тебе продолжать читать меня, хоть я и закрылась?
— Именно.
— Теперь я просто обязана знать, — решительно положив ладони на бёдра, заявила Ханна, разворачиваясь к собеседнику. — И ты не отвертишься, время есть, нас никто не слышит. Почему у тебя такие расширенные возможности в отношении меня?
— Ты сама мне их дала, — не надо быть эмпатом, чтобы понять: Клауса весь этот разговор забавляет, настолько, что Ханна уже начала опасаться, что это не к добру.
— Каким образом?!
— Очень приятным, надо сказать.
Ханне не нужно было пояснять. И тон голоса, и взгляд прекрасно напомнили ей о журчащей воде в подземной купальне в Катакомбах, о её авантюре, которая увенчалась успехом и о более чем приятной ночи…