– На другом берегу многоэтажный долгострой, там пока что как на Марсе – никакой жизни нет. – Подруга догнала меня на крутом спуске, промчалась мимо с ветерком и дровами, чуть не царапнув по ноге суковатым поленом. – Но если и увидит нас кто-то здесь, что такого? В грязи мы будем совершенно неузнаваемы.
– Загадочные люди в черном, – кивнула я, с кряхтеньем опуская на белый песочек свою увесистую ношу.
– Леди в черном! – хихикнула Ирка. И не позволила мне постоять, отдыхая. – Эй, эй, без перекуров, пожалуйста! Давай-ка живо все сюда перенесем, чтобы я закрыла багажник.
Под чутким руководством подруги, привыкшей командовать тремя богатырями – сыновьями и мужем, с подготовительным этапом мы управились быстро.
Уже через четверть часа бутыли с водой, дрова и прочее необходимое снаряжение были перенесены на бережок. Я с чувством честно исполненного долга уселась на развернутой пенке, а Ирка склонилась над очагом, разжигая огонь.
Поскольку именно я, пройдясь под ивушками в низком приседе, собрала мелкие сухие палочки для розжига, никакой вины за то, что отдыхаю, пока подруга трудится, не ощущала.
Попыхтев и запалив костер, Ирка сунула прямо в огонь котелок с водой, в которую опустила стеклянную банку с грязью. На водяной бане та быстро нагрелась до нужной температуры, и вскоре можно было приступать непосредственно к процедуре.
– Смущенье прочь, снимаем все, потому как под грязью все равно ничего не видно будет, а белье, если оно испачкается, потом не отстираешь, – непререкаемым тоном распорядилась подруга. – И не тяни, мажься быстро, пока грязь не остыла!
– А с волосами как? – я в сильном сомнении посмотрела на протянутую мне склянку с грязюкой.
– В идеале, конечно, надо бы и голову намазать, тамбуканская грязь очень полезна для укрепления и роста волос, но их мы тут потом не промоем, – с сожалением признала Ирка и полезла в свою сумку-самобранку. – Держи.
– Это пакет для мусора? – я двумя пальчиками взяла лоскут черного полиэтилена.
– Сейчас это купальная шапочка.
– Грязевальная, – съязвила я, но покорно упаковала свой скальп в мусорный пакет, предварительно скрутив русый хвост в тугую «гульку».
Ирка не без труда – ее рыжая шевелюра гораздо пышнее моей – сделала то же самое, и мы в четыре руки, помогая друг другу, проворно намазались прославленной тамбуканской грязью.
– Ну красота же! – весело восхитилась Ирка, оглядев меня на предмет обнаружения возможных пробелов и дефектов покраски. Я ответно оценила ее новый экстерьер.
Из стокилограммовой подруги получилась совершенно роскошная Большая Черная Мамушка. Я на ее фоне терялась, годясь разве что на эпизодическую роль негритенка с опахалом, зато песенка про Чунга-Чангу в моем исполнении прозвучала особенно органично.
Потом мы немного поскакали по песочку, по мере сил и таланта изображая африканские пляски, а затем Ирка вдруг шикнула, приложив черный палец к красным губам:
– Тихо!
– «Тихо, тихо, слышите, вы слышите, рыдают? Я клянусь вам светом солнца и луны, это плачут тигры, львы и попугаи, крокодилы, баобабы и слоны», – подхватила я, решив, что подруга решила продолжить вокальный номер нашего знойного дуэта песенкой негритенка из старого советского кинофильма «Проданный смех». – «Змеи грустные из нор не вылезают, обезьяны на бананы не глядят, зебры плачут черно-белыми слезами и кокосовых орехов не едят…»[2]
– Змей нам тут и не надо, спасибочки, а на обезьянку я бы поглядела, но вряд ли это она. – Ирка внимательно уставилась на камыши.
Я проследила за ее взглядом и увидела расходящуюся по сухостою волну. Похоже, по зарослям кто-то бежал, довольно быстро приближаясь к нашему биваку. Макушки двухметровых стеблей тряслись и кланялись, но возмутителя камышового спокойствия еще не было видно.
Я отогнала видение соплеменного обезьянам и зебрам удава, мчащегося на всех парах, – не надо нам такого африканского колорита! – и огляделась в поисках чего-нибудь подходящего для того, чтобы прикрыть наготу. Одежду свою мы аккуратно сложили подальше от костра, чтобы вещи не пропахли дымом.
– Не тронь, испачкаешь! – угадав мое намерение метнуться за подштанниками, одернула меня подруга.
– А как тогда?
Мы сцепились взглядами, и в этот момент раздался громкий бульк – похоже, в воду что-то плюхнулось, и камышовое волнение прекратилось.
– «Десять негритят пошли купаться в море, десять негритят резвились на просторе», – озадаченно пробормотала Ирка, детской считалкой продолжая спонтанно возникшую тему «Африка в песнях народов мира».