Он отвесил ее легкий поклон и улыбнулся.
Эллис не знала, что на это сказать. В последнее время она начинала все больше зависеть от него, и это ее тревожило. И все же будет грубостью открыто отклонить его предложение.
— Хорошо, можете составить мне компанию. Но не более того. Вам не позволяется и пальцем шевельнуть.
Она пошла дальше, Колин последовал за ней.
— Так вы всегда ненавидели вечеринки или это у вас недавно? — уточнила она, толкая дверь на петлях, ведущую в кухню.
— Раньше я их любил. Но это было в те дни, когда вечеринки были для меня поводом напиться. Я не помню, что происходило и на половине из них. Теперь, когда я не пью, такое ощущение, что мне снова тринадцать и я пытаюсь набраться смелости пригласить симпатичную девочку на танец. — Он улыбнулся, отчего она покраснела, и забрал у нее посуду, выкладывая остатки еды и ставя ее в раковину. — А вы? Вы производите впечатление человека расслабляющегося в свое удовольствие.
— Так оно и есть… вернее, было. — Не желая углубляться в подробности, она лишь добавила: — Я в последнее время быстро устаю от избыточного общения. Издержки тюремной жизни. Там у меня было так мало времени и возможности побыть наедине с собой, что теперь я всячески стараюсь восполнить этот недостаток. — По виду нельзя было сказать, что затронутая тема ему неприятна. Она повернулась и посмотрела на него в упор. — Знаете, я только что поняла, что именно мне в вас нравится.
— И что же?
— С вами я могу не притворяться. Большинство людей ведут себя так, словно срок, что я отбыла, это болезнь, которая может быть заразной. Моя семья — яркий тому пример. Они болезненно морщатся, стоит мне только об этом заикнуться.
Он пожал плечами:
— Для них это может быть больной темой.
— Но ведь вы не такой.
— Просто я смотрю на это под другим углом. К тому же мы с вами не родственники.
— В смысле?
— Может, ваши родные винят себя в том, что не смогли вам помочь.
— Но это бред! Что они могли сделать?
Он снова пожал плечами.
— Может, и ничего. Но это все равно не мешает им испытывать чувство вины.
— Тогда никто не смог бы ничего изменить, — твердо сказала Эллис.
— Позвольте с вами не согласиться, — сказал он, бросая на нее странный взгляд.
— Вам что-то известно? — спросила она, глядя на него с подозрением. Годы, проведенные в Пайн Ривер, научили ее остерегаться людей, разнюхивающих что-то у нее за спиной. Обычно они делали это не для того, чтобы преподнести приятный сюрприз.
— Я просматривал ваше дело. В библиотеке на микрофише[23] хранятся все старые газеты. Кроме того, я раздобыл расшифровки стенограмм со слушаний в суде по вашему делу, а вдобавок к ним сводки по округу.
— Стоило ли беспокоиться? Я бы и так рассказала все, что вы хотели знать.
— Я думал, это может помочь в деле Джереми. Насколько я могу судить, он не первый, кого обвинили беспочвенно. И уж извините, что я это говорю, но ваш адвокат не так уж хорошо справился со своей работой.
— Почему вы так в этом уверены? — спросила она, хотя сама пришла к тому же выводу.
— Уже хотя бы потому, что он потребовал изменить место рассмотрения дела.
— Но как нам теперь это может помочь? Прошлого не воротишь, — сказала она печально.
Он пожал плечами и прислонился к стойке.
— Это говорит о том, что адвокатам свойственно ошибаться. Даже очень хорошим адвокатам.
— Да что вы говорите?
— Еще не поздно найти для Джереми нового адвоката.
— Но я не хочу никого другого. — Эллис была непоколебима. Она видела его в действии, она знала, на что он способен. — Все, чего я хочу, — это восстановить доброе имя моего сына. Скажите мне честно, насколько это возможно?
Некоторое время он задумчиво на нее глядел, словно прикидывая, сколько информации она сможет выдержать.
— В пятницу я говорил с окружным прокурором, и он не готов идти с нами на какие-либо сделки. Когда мы говорили, он ясно дал понять, что уверен в своей победе.
— Какие у него есть доказательства? — Она обхватила себя руками за плечи. Несмотря на то что в кухне было тепло, ее трясло.
— Во-первых, состав доказательств изнасилования. Пока результаты неубедительные, но это еще не снимает с Джереми подозрений. Они ждут результаты анализа ДНК, и это может дать еще одну зацепку.
Эллис тут же поняла, о чем речь.
— Вы имеете в виду, что Джереми может оказаться не единственным, кто был с Кэрри Энн той ночью?
— Мы не можем исключать такую возможность. Тем более что по показаниям очевидцев остальные три парня были сильно пьяны. — Колин говорил осторожно, словно боялся разрушить ее надежды.
— А если окажется, что она была с одним из этих парней тоже, что тогда?
— Джереми не становится автоматически невиновным, но это пробьет значительную брешь в обвинении. Им придется указать вероятную причину, а это всегда намного сложнее, когда обвиняемых несколько. — И тут же Колин предостерег: — Я не хочу, чтобы вы особенно на это рассчитывали. Скорее всего, из этого ничего не выйдет.
Эллис почувствовала, как присутствие духа, только было вернувшееся, снова ее покинуло.
Она огляделась по сторонам. Кухня, в которой днем все бурлило, сейчас погрузилась в тишину. Слышалось только утробное урчание холодильника и приглушенный гул голосов в зале. Внезапно она поняла, что недоброжелатели правы: она действительно вознамерилась отхватить слишком большой кусок. Массивный старый «Гарланд», изрезанная поверхность разделочного стола, миксер «Хобарт» в пластиковом кожухе — все безмолвно насмехалось над ее безумной затеей, над тем, что она отважилась попытать счастья в этом заведомо провальном деле. А если она не в состоянии защитить себя, то каким же образом она собирается защищать Джереми?
Эллис почувствовала, что Колин тронул ее за руку, и повернулась к нему. Он смотрел на нее так, словно совершенно точно знал, что творится у нее внутри. А почему бы и нет? В определенном смысле они оба были в одном и том же положении — оба барахтались что было сил, чтобы остаться на плаву.
— Я всего лишь хотел, чтобы вы понимали, что поставлено на кон, — сказал он. — Вам нужно хорошенько все обдумать, прежде чем мы двинемся дальше. Может, я и хорошо знаю свое дело — по крайней мере, знал когда-то, — но я не пью всего семь месяцев с небольшим. А как говорится у нас в программе, сколько времени ушло на то, чтобы поломать жизнь, столько же, и даже больше, понадобится, чтобы ее исправить.
— У каждого своя беда, — сказала она немного резко.
— Я не собираюсь сравнивать свою историю с вашей… — Он умолк, словно подыскивая нужные слова. — Я считаю, что только тот, кто сам прошел через такое, знает, каково это. Но существуют и другие тюрьмы. В них попадают такие люди, как я, и, уж поверьте, освободиться из такой тюрьмы не менее сложно.
Взгляд его сделался отсутствующим, и она прочла на его лице страдание и тягу к чему-то.
— Но ведь вы же освободились, — сказала она уже более мягко.
— Сейчас да. Но я чувствую себя на грани. — Он указал на полку над прилавком, на которой выстроилась шеренга бутылок — всевозможные масла и среди них вино, которое она использовала при готовке. — Например, вот эта бутылка бордо. Готов поспорить, что вы бы ее даже не заметили, если бы не знали, что она там есть. Что до меня, то это было первое, что бросилось в глаза, стоило мне войти сюда. Еще совсем недавно я бы сразу принялся за нее, а выпив все до последней капли, тут же отправился на поиски винного погреба. А на следующий день я бы проснулся с жутким похмельем, и все повторилось бы снова. Теперь вы понимаете? Так что я далеко не геркулесов столп[24].
Она тряхнула головой.
— Я от вас этого и не ждала. Я не из-за того попросила вас вести дело Джереми. А потому что вы знаете, каково это — быть поверженным. Более того, вы смогли подняться и идти дальше. Это признак силы, но никак не слабости.
24
Греки считали, что на самом краю света, на берегу бесконечного пустого океана, над Гибралтарским проливом, высятся два каменных столба, которые во время одного из странствий утвердил Геркулес в знак того, что дальше пути человеку нет. В данном контексте имеется в виду: «Я не железный, не несокрушимый».