Жестокая издевка судьбы, не иначе. Перед балом я не решалась даже надеяться на то, чтоб потанцевать с человеком, которого так глупо полюбила. И вот теперь он внезапно сам пожелал пригласить меня на вальс.
Впрочем, нет. Не меня. Незнакомку в чересчур смелом костюме, который уже собрал множество недовольных взглядов почтенных матрон и восторженных – их дочек.
А незнакомка не нашла ни одной причины для отказа. Возможно потому, что просто не захотела искать.
– Да, – коротко, как-то рвано ответила я и вложила свою ладонь в его, про себя отмечая, насколько же его рука больше моей.
Перчатки с костюмом цыганки смотрелись немного нелепо, но как же хорошо, что они были… Я бы просто не выдержала, если бы прикоснулась к его коже безо всяких преград.
В танце Мануэль Де Ла Серта двигался с природной грацией, которой при всем желании нельзя было обучиться. Казалось, молодой человек чувствовал каждую ноту… И в этом мы с ним были похожи. Музыка была в моей крови так же, как и в его.
– Вы изумительно танцуете, моя красавица, – произнес на иберийском молодой человек.
Возмутительные слова. Возмутительный тон. Но мне было приятно слышать это «моя» из его уст, пусть даже с реальностью фраза Де Ла Серта не имела никакой связи.
Mi bella…
– Это фамильярно, называть меня своей, – заявила я.
Недовольство в голосе было замешано с веселостью, и он, разумеется, понял, что второго все же больше.
Мануэль рассмеялся.
– Я так и знал, что вы понимаете иберийский. Вы так выразительно посмотрели на моего брата… Редко увидишь столько эмоций в этой холодной недружелюбной стране.
Это было, по меньшей мере, невежливо – говорить подобное. Учитывая то, каким любезным оказались мой брат, Эмма, Греи… Да еще множество людей в Альбине, которые проявляли расположение к молодым иностранцам.
– Если чувств не показывают, это вовсе не означает, будто их нет. В Альбине мы называем это вежливостью, сеньор, – наставительно заметила я с легкой полуулыбкой.
Говорить на иберийском мне неожиданно понравилось, пусть я и учила язык только ради того, чтобы ни в чем не уступать брату.
Когда его стали готовить к роли будущего лорда, будущего герцога, я тут же пожелала учить то же самое, что и Эдвард, заявляя, что, в конце концов, именно я старшая.
Никто не стал отговаривать юную леди. Отцу моя решимость, кажется, даже понравилась, и я получила в итоге довольно… мужское воспитание в придачу ко всему прочему.
Но никогда прежде язык Иберии меня не завораживал настолько сильно, как сейчас, когда я говорила на нем с Мануэлем Де Ла Серта.
Язык был чувственным, мелодичным и… страстным, как прикосновение южного ветра.
Рука на моей талии ощущалась совсем иначе, не так, как я привыкла. Слишком смело. Это прикосновение было почти как ласка, нечто на самой грани приличия. Но при этом не возникало ни малейшего желания одернуть нахала или же вырваться.
Молилась про себя я только о том, чтобы Эдвард не заметил вольностей моего партнера… и того, что расстояние между нами слишком уж мало… Подчас Второй все же вспоминал, что он мужчина и мой брат, а я слабая женщина. И вел себя соответственно.
Однако сегодня я совершенно не желала, чтоб кто-то вступался за мою честь.
– Мой брат прав, сказав, что я приговорен к цыганкам, – обаятельно улыбнулся мне ибериец. – Но я совершенно не расстроен этим.
Его рука на талии притянула меня еще ближе.
Создатель… И это его я считала более сдержанным из двух братьев Де Ла Серта? О какой сдержанности вообще может идти речь?
– Вы уверены в этом, сеньор Де Ла Серта? – лукаво переспросила я молодого человека.
Он кивком отметил, что расслышал свое имя, которое я назвала.
– Думаю, да. В любом случае, я хотел бы именно с вами провести этот вечер, сеньорита, – самым бесстыдным образом заявил мне Мануэль Де Ла Серта.
И я обмерла от ужаса и сладкого предчувствия. Потому что сердце при этих словах радостно заколотилось. Казалось, словно я вот-вот лишусь чувств.
Сразу вспомнилась любимая фраза матушки, которую она произносила со своей неизменной сдержанностью. «Уоррингтоны не падают в обморок».
И пусть я была Уоррингтон лишь наполовину, все же не желала нарушать эту славную семейную традицию.
– Вы же знаете, сеньор, если вы танцуете с одной дамою больше двух танцев за вечер, в свете начнут говорить о скорой помолвке, – весело улыбнулась я, понимая, что наши с молодым человеком желания полностью совпадают.
Чего бы только я не отдала, чтоб не расставаться с возлюбленным до конца бала. Но ведь когда маскарад закончится, придется снять маску… И тогда Де Ла Серта увидит, что его дамой была вовсе не очаровательная незнакомка, а леди Ева Дарроу, которую он переносит с огромным трудом.