— Дома пожалею, — пообещала Верна и спрятала улыбку.
— С левой?
— С левой!
Пошли шаг в шаг. Жарик так изогнется-так выгнется, хорошо сидеть у отца на плечах, а руками висеть у мамки на шее, а идут ровненько, левой-правой, а ты — кач-кач, ровно на верёвочных качелях. Немыслимым образом скрутил шею, бросил взгляд назад. Девка, та спасённая, следом идёт. Сам не понял, почему язык ей показал. Чернявая, ровно ворона. Бе-е-е-е, страшила!
Ассуна старалась не отставать и всё стреляла глазами по сторонам — с берега на самый холм ведёт пологая дорога, там овражек, потом снова подъёмец. Стоят добротные постройки — ладный бревенчатый дом с коньком на крыше, рядом сруб чуть поменьше, ещё какие-то клетушки и в одной из них спасёнка углядела живой огонь. Готовильня что ли? И все. Ни тебе частокола, как в городах для защиты, ни башен, ничего. Просто бревенчатые срубы на ровной, плешивой макушке холма.
— Чего замерла?
— А где городская стена?
— Нет, — Безрод развел руками, пожал плечами, — дятлы склевали, кроты срыли.
— Но… вы же… мечи у вас.
— Да сам не понимаю.
Смеется что ли?
— Там купцы мимохожие стоят, которым в Сторожище дорога. Пережидают, парятся, бражку пьют, — пояснила Верна и покосилась на Сивого, — и женатые, когда дома надоест.
Тот лишь хмыкнул. Миновали постоялый двор для купцов, начались деревья, да что деревья — чаща! Ассуна разве что рот от удивления не раскрыла, всё остальное было — распахнутые глаза, изумлённый взгляд, долгие остановки и голова, задранная вверх, на верхушки деревьев. В землях отца дремучим лесом считалась посадка вдвое более жидкая и чахлая, а тут зелёнка даже в силу не вошла — только разбегается, обещает. Вон, дальше сплошная чернота. И небо кроет почти сплошь, солнце заглядывает в просветы, ровно в заборные щели подсматривает. Где-то справа, а может, слева время от времени звучали голоса, Ассуна крутила головой по всем сторонам света, но ничего не видела. Звуки есть, а людей нет. И посвежело. Как это у них называется? Верховка, старик говорил? Ассуна поплотнее закуталась, едва не поплыла от счастья. Ровно в кокон спряталась.
Куда-то свернули, потом прямо, потом вправо, потом влево, поляна, чаща, ещё чаща, направо, прямо, налево. Голова у найдёнки уже кругом шла, когда впереди зажелтело, зеленой стены не нашлось и в помине — в лесу проплешина образовалась — солнце падает в ловушку и растекается по траве, точно масло по сковороде, во все стороны брызжет, в глаза попадает. И бревенчатый дом стоит на сливочном пригорке, и полста шагов с каждой стороны до леса, и здоровенный пёс с с умными глазами и здоровенными — с мизинец — клыками стоит у двери, башкой выцеливает. Потрусил вперед, потерся об этого… со страшными рубцами на лице, обнюхал саму — Ассуна даже дышать забыла, огроменный, будто телёнок — со значением заглянул в глаза, ушёл.
Безрод ссадил Жарика, и тот немедленно убежал в чащу, туда, где звенели детские голоса.
— Входи.
Верна первой поднялась на крыльцо, распахнула дверь, вошла. Ассуна робко переступила порог, задрала голову, в полном восхищении округлила глаза и всё же раскрыла рот. Высоко… высоко убежала потолочная балка, изнутри дом кажется выше, чем снаружи, и светло. Света столько, хоть купайся: широкие окна смотрят в мир из каждой стены, волоковые задвижки забраны стеклом — ты смотри, край света, а даже сюда стекло добралось — перегородки бревенчатые, в проеме на кованых петлях висит расписная дверь, стены со всех сторон подпирают лавки под узорчатыми покрывалами, а на стене, прямо против входа… охрой нарисовано солнце и ровно воском залито — блестит в луче всамделишного солнца, отражённого от бадейки с водой на полу, как то помянутое стекло.
— Рот захлопни, — Сивый легонько подтолкнул гостью, замершую в дверях.
Ассуна прошла внутрь, встала против красного, щекастого кругляша, словила в глаз отблеск от настоящего закатного солнца и зажмурилась. Блестит, ровно в самом деле воском натерто.
— Поди, забыла, как еда пахнет? — Верна сноровисто метала на стол.
Жбан квасу, хлеб, горшок с кашей, холодное мясо.
— Садись, — Безрод кивком показал на стол и сразу предупредил, — много не ешь, в бане заснёшь.
Спасёнка опустилась на лавку слева от хозяина, будто нутром угадала — место справа принадлежит хозяйке. Та мигом умчалась, едва поставила на стол глиняное блюдо с холодным гусем.
— А… — чернявая лишь кивнула на дверь, хлопнувшую за Верной.
— Как управится, придёт. — Сивый разлил квас по кружкам, поднял свою, загнал глаза в потолок. О чем-то неслышно пошептался с богами и подмигнул гостье, мол, пей, вкусно.