— Вниз? — вошли четыре горняка с запорошенными каменной пылью блестящими лицами.
— Вниз, — кивнул Мечов. — Это какой горизонт?
— Двести десять.
— Значит, прошли мерзлоту, — понизив голос, наклонился Андрей Петрович к корреспонденту. — А на том же «Маяке», на двести девятнадцатом метре клетевого ствола, впервые жила блеснула. Так и засияла под лампой рассыпными искрами. Век не забуду.
— На «Маяке» у вас тоже свой штрек был?
— Обязательно. На каждом руднике оставляется участок для науки. Обобщаем опыт проходчиков, анализируем успехи, неудачи. Но темпы такие, что практика опережает исследования. Рекомендации, выработанные на «Маяке», Вагнеру, пожалуй что, и не пригодились. Оно и понятно. Горное дело не знало таких скоростей. А ведь условия на «Комсомольском» оказались куда труднее, чем на «Маяке». Большие глубины, высокое давление пород, повышенное содержание метана…
— Все заново пришлось начинать после шестой сотни, — подал реплику один из горняков. — Я же работал на «Маяке».
— Как ваша фамилия? — спросил Мечов.
— Ковалев, маркшейдер.
— Помню, — кивнул Мечов. — На «Октябрьском» тоже, едва дошли до горизонта тысяча сто, начались сюрпризы. Никто не знал, как поведет себя порода на такой глубине.
— Не знали, но продолжали бурить, — уточнил Лосев.
— А что делать? — пожал плечами Мечов. — Кто-то должен начать? Мы, вернее, уже не мы, а мои бывшие сослуживцы проектируют сверхглубокий рудник с нижней отметкой две тысячи. Темный лес, Терра Инкогнита.
— Если я вас правильно понял, — нахмурился Лосев, с трудом ориентируясь в незнакомой сфере, — научные рекомендации почти ничего не дают строителям будущих рудников? Меняются условия, резко возрастают масштабы…
— Так тоже нельзя говорить, — несколько смешался Мечов. — Но от неожиданностей, действительно, не застрахуешься.
— Еще как дают! — подал голос маркшейдер Ковалев, когда клеть остановилась на его горизонте. Пропустив товарищей, он задержал на мгновение решетку. — Помните, какие обвалы тут были? Бывало, крепили чуть ли не через каждые двадцать сантиметров… Ну, бывайте, — он зажег фонарь и отступил в красноватый сумрак, где шатались мутные огни.
— И вам счастливо, — приветливо попрощался Мечов. — Слыхали, что рабочий класс говорит, Герман Данилович? Не знаю, кто кому помог тогда разработать способ поддержания кровли — ученые им или они ученым, по насчет сопряжений можно сказать с уверенностью: целиком паука сделала. А сопряжения, развилки всякие, в такой породе… — он только рукой махнул.
Под бетонированным сводом, куда они ступили из клети, дышалось затрудненно. Паркий спрессованный воздух попахивал горелой резиной и кислотой, от которой слезились глаза.
— Вот она, кстати, развилка, — Мечов указал на жерла туннелей, где зеленым зраком горел светофор и глянцевито отсвечивали обычные дорожные знаки. — Пошли?
Закрепив, по примеру Андрея Петровича, фонарик на каске, Лосев двинулся следом по рельсовой колее. То, что он успел за короткое время увидеть, никак не согласовывалось с его представлениями о шахте. Больше всего рудник походил на метро. Те же рельсы, те же проложенные в несколько рядов кабели.
Даже в фонарях не было надобности. Голубоватые и желтые трубки равномерно изливали трепетный неживой свет. Дождя, струившегося по стволу, здесь не было и в помине, хоть под настилом журчала и хлюпала черная, как мазут, вода. Когда сквозь стальную сетку на потолке сыпалась потревоженная дальним взрывом бетонная крошка, в темных щелях вспыхивали золотые змейки.
Возле дрожащего неонового язычка аппарата громкоговорящей связи («Внимание! При аварии сорви пломбу и нажми кнопку») Мечов подождал приотставшего корреспондента.
— Сюда, — завернул за угол в темный зев панельного штрека, отмеченного цифрой «5». — Только не споткнитесь о камень. Не успели убрать.
— Все еще случаются обрушения?
— Изредка. Незначительные… Совсем не то, что при строительстве. Тогда четыре месяца завал разбирали. На сто сороковом, на сто семьдесят пятом. Тут еще вода непрерывным потоком хлынула. Светопреставление да и только.
— Скажите, это всюду так или только ваша заполярная специфика?
— Шахта везде шахта. Но есть и специфика. Уникальная наша руда. Богатая и имеете с тем злокозненная. Тяжелая, влагоемкая, она, если намокнет, то держись. Все на своем пути сметает, стойки, окованные двутавром, ломаются, как спички.
Путь сузился, и Мечов для удобства взял фонарь в руку. Ступавший по пятам корреспондент тоже открепил лампу от каски. Светить прямо под ноги оказалось куда спокойнее, хоть мрак впереди как бы приблизился, слился в неразличимую массу. Только спина Мечова маячила в скупом ореоле.