Из кабинета вышла женщина, и кто-то из ожидающих окликнул старика:
— Петр Фомич, теперь ваша очередь.
— Идите, идите, — замахал он руками. — Мое дело пенсионное, торопиться некуда, — и задорно подмигнул Люсе. — Даже совсем наоборот.
Сидевший у самой двери мужчина в кителе с готовностью прошмыгнул в кабинет.
— Почему на материк не уезжаете? — спросила Люся, меняя тему. Поднявшееся было настроение увяло, и продолжать спор расхотелось.
— Некуда податься, дочка, — беспечально ответил старик. — Вся жизнь с Заполярным прошла. Это понимать надо… Тут меня каждая собака знает, ценят, советуются, а там, — он с улыбкой поморщился. — Кому я нужен?
— С легкими-то у вас как? — осторожно поинтересовалась она.
— Ничего особенного. Валентина Николаевна, — он почтительно кивнул на дверь, — беспокоится, а я ничего, привык. Она мне и не присоветовала климат менять. «Поздно, — говорит. — Сидите лучше Петр Фомич, на месте, а я вас до кондиции доведу». Вот и хожу, как в военкомат по повестке. Да и климат у нас, в сущности, не хуже, чем на материке, и болеют реже. Недаром, значит, докторам такая власть предоставлена. Я вот также поначалу ворчал на всю ихнюю профилактику, на вызовы не являлся, а после, как меня Валентина-то с того света возвернула, осознал, даже стыдно стало.
— Она хороший врач?
— Замечательный! — с чувством произнес старый рабочий. — Большой души человек. И с юморком… Прихватило меня, значит, зимой, думал — каюк. Так и сказал ей тогда. Оставь, мол, дочка, напрасные труды, побереги себя для других, а мой час пробил. Она все это выслушала и говорит эдак, с улыбочкой: «Не знаю, когда он пробил, ваш час, но одно могу сказать твердо: умрете вы не от этой болезни, когда и от какой, не знаю, но не от этой и не сейчас». И так мне смешно сделалось, что и в груди полегчало…
Мужчина в кителе обернулся на диво быстро, и Петр Фомич, чуть сгорбившись, засеменил к заветной двери с верхом из матового стекла.
Люсе пришлось ожидать довольно долго, а когда, наконец, наступила ее очередь, в кабинет без стука влетела сестра с рентгеновским снимком и поманила за собой мальчика в больничной пижаме.
— Опять своего провели, — вздохнул кто-то из ожидающих. — Не переждешь…
— Никакого не своего, — мгновенно последовало возражение. — Не видите разве: больной из стационара? И меня так водили, когда я прошлой зимой здесь лежала. Как же иначе?
— Вот я и говорю, своего…
Люся, чтобы убить время, прочитала все внешнеполитические сообщения, которые обычно только проглядывала, и принялась следить за пучеглазыми рыбами, влачившими непомерно разросшиеся вуалевые хвосты.
— Разденься, Спартак, — ласково кивнула Валентина Николаевна и, продолжая прерванный разговор, протянула сидевшей напротив девушке больничный лист. — Значит, мы обо всем договорились? С никелевого завода придется уйти. Если хотите, я сама поговорю с вашим начальством?
— Спасибо, доктор, только они и так все понимают. Ведь четыре месяца на бюллетене!
— К сожалению, пары тяжелых металлов являются для вас аллергенами и никакое лечение тут не поможет. Как только вы перемените обстановку, все пройдет. Практически вы здоровы.
— На материк, значит, не обязательно возвращаться?
— Не вижу никакой необходимости. Наш климат для вас вполне подходящий.
— Не знаю уж, как и благодарить вас, Валентина Николаевна…
— Пустое, милочка… В приемной много больных?
— Человек восемь.
— Следующего попросите пока не входить. Я вызову, — взяв со стола фонендоскоп, Звонцова прошла за ширму, где, сиротливо сжавшись в комочек, сидел на кушетке мальчик. — Ну-ка, вставай, — ласково взъерошила ему волосы. — Послушаем, — прижала ухо чуть ниже остро обозначенной лопатки. — Покашляй, — озабоченно распрямилась и вставила в уши трубки фонендоскопа.
— Дедушка не приезжал? — тихо спросил Спартак, когда Валентина Николаевна закончила прослушивание.
— Как только приедет, я тут же провожу его к тебе. Не сомневайся, — она коснулась висевшего у него на шее кожаного мешочка с витиеватым узором из разноцветной оленьей шерсти. — Не расстаешься со своим амулетом?
— Дедушка сказал, от груди помогает. Трава там такая, целебная.
— Да, помню, ты говорил.
— Только не верю я в эти травы. Может, снять?
— Зачем? Носи себе на здоровье. Но и лекарства не забывай принимать, — Валентина Николаевна погрозила пальцем. — А то на тебя жалуются. Одевайся, — звонко шлепнула мальчика по спине и, включив матовый экран, закрепила снимок. Границы пораженного сегмента явно расширились. — Дела наши идут неплохо, Спартачок. Будем готовиться к операции, — решительно щелкнула выключателем и подсела к мальчику. — С первым снегом на нартах домой уедешь.