Вадим Васильевич привычно тронул свою серебряную цепочку, которая якобы предохраняла от острых прострелов. Мысленно разделывая на все корки Загороша, он как-то забывал, что оба они однолетки и тридцать пять — уже не молодость. Сам он ходил старпомом последний, на худой конец предпоследний рейс. В кадрах его уже давно готовили на капитана. А для мастера такой возраст — безусловно юношеский. Особенно в наше время, отмеченное усиленным интересом к проблемам геронтологии.
С неожиданной четкостью выплыл каменный забор на дальнем конце улицы Нахимова и запруженный шумной, вечно куда-то торопящейся плавбратией особняк, где на некотором отдалении от пароходства разместилось управление кадров. Мелькнула смешливая мордочка пухленькой секретарши Жанны, чьи по-южному щедрые формы непременно вспоминаются на вахтах как к западу, так и к востоку от Суэца. Беляй попытался сосредоточиться на таблице, хорошо знакомой всем одесским морякам. Прикнопленная над картотекой плавсостава, она наглядно показывала, какие судовые роли на пароходах заполнены, а какие еще вакантны. Его, разумеется, волновала только первая, капитанская вертикаль. Пока там не было ни одной свободной клетки. Возможно, именно поэтому Вадим Васильевич упрямо думая не о будущем капитанстве, и не о старшем инспекторе Жоре Петрове, от которого оно во многом зависело, а о смуглянке в цветастом крепдешиновом сарафане. Дурацкое наваждение! И в самом деле, почему он должен вспоминать посреди полуночной Атлантики о девице, с которой едва обмолвился парой слов. Не о законной жене, к тому же вполне любимой?
Беляй вернулся за стойку, вынул из ящика очередной лист карты и перенес последние координаты. Затем взял штурманские линейки и проложил курс. Шли, как положено, по дуге большого круга, которая в меркаторной проекции выглядела откровенной прямой. Складывая листы, заметил на самом последнем нестертую пометку и механически нашарил ластик. Но присмотревшись, обнаружил на короткой траектории вдоль Западного побережья Африки свежие даты, проставленные рукой Дугина. «Интересно знать, чей это путь прослеживает мастер, — подумал старпом. — Судя по пройденным расстояниям, объект плывет по течению.
У каждого, в конце концов, свои заскоки. Но капитанские чудачества следует по меньшей мере уважать, если не брать их себе за образец».
Резко толкнув дверь, в рубку вошел Анатолий Яковлевич Мирошниченко, третий помощник. Потягиваясь после сладкого сна, с хрустом размял кости. В облегающих джинсах с широким, украшенным металлическими кольцами ремнем и полосатой «бобочке» он выглядел типичным одесским живчиком, который своего не упустит, весельчаком и жуиром.
— Привет, Васильич.
— Привет, привет, — поднял голову Беляй. — Как спалось?
— Дом снился, — Мирошниченко сделал несколько энергичных приседаний. — Чайку бы с лимончиком и докторской колбаской, — заметил без всякой связи.
— Смотри, как бы швы не полопались, — пошутил Беляй. — Уж больно упитаны-с, в теле, как говорится.
— Не больше твоего… Сколько прошли за сутки?
— Сейчас, — Беляй склонился над картой. — Триста десять, — сообщил, прикладывая измеритель к масштабной линейке, — не дотягиваем маленько.
— Эдак мы до Сеуты и за шесть суток не дойдем.
— Учти, что еще придется останавливаться. Дед намерен основательно покопаться.
— Ничего себе! — Мирошниченко присвистнул. — А что мастер?
— Спроси у него, — пожал плечами Вадим Васильевич, подвигая вахтенный журнал. Он зажег сигарету и педантично набрал новые координаты на панели аварийного автомата-передатчика.
Можно было отправляться на боковую. Но согласно этикету следовало задержаться минут на пять и потравить.
Мирошниченко, сложив руки на выпирающих из джинсов ягодицах, хозяйственно прошелся вдоль рубки. Включил на дальнюю дистанцию радар, проверил курс и, словно дачник, скучающий перед сулящим ненастье барометром, постучал в стекло, за которым трепыхалась стрелка оборотов.
— Не нравится мне эта штукенция. Не позже двенадцатого, кровь из носу, треба в Одессу.
— Что так строго? — от нечего делать поинтересовался Беляй, хотя был прекрасно осведомлен о видах третьего на текущее лето. Мирошниченко заочно кончал судоводительский факультет мореходного училища и в мае ему предстояла последняя сессия.
— Я уже радиограмму на отпуск отправил, — с готовностью пояснил тот. — Сдаю экзамены и на персональных колесах и Крым.