Майя Ахмедова
ЛЕДЯНАЯ КОРОЛЕВА
Выражаю самую искреннюю признательность:
друзьям — за участие,
родным — за поддержку и терпение!
Счастье — это не станция назначения, а
способ путешествовать.
Почему бы мечтам без труда не сбываться,
Без лишений, хлопот, без борьбы, суеты?..
Но условия этой игры непросты,
Нам — увы! — не дано просчитать все ходы…
Только тот за удачей сумеет угнаться,
Кто не терпит бездействия и пустоты!
ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ
В этом мире на каждом шагу — западня.
Я по собственной воле не прожил и дня.
Без меня в небесах принимают решенья,
А потом бунтарем называют меня!
Быть может, это был всего лишь
Туманный странный сон, похожий на реальность,
Навеянный полночным ветром в полнолунье…
А может — воплощение мечты?![2]
ПРОЛОГ
Он открыл глаза — медленно и неохотно. Густой ночной мрак плавно колыхался вокруг, тревожимый последними языками догорающего костра, по другую сторону которого мирно спали его друзья — вчера все они слишком устали за долгий трудный переход и решили не заводиться с возведением шалаша. Впрочем, погода позволяла обойтись даже без навеса, поэтому его затуманенный грезами взгляд устремился в бархатное иссиня-черное небо, усыпанное алмазными осколками звезд. «Как во сне…»
Вот уже больше года почти каждую ночь ему снилась Она — всегда на фоне звездного неба, стоящая по другую сторону бесконечной расщелины, широкой и бездонной, заполненной подвижными клубами буро-фиолетового тумана, густого и вязкого, как желе. Порывистый ветер трепал рукава и полы свободной одежды странного покроя, развевал распущенные волосы — волнистые, темные, с медным отливом…
Каждый раз он хотел помочь Ей перебраться, но провал был слишком широк, а вокруг не находилось ничего подходящего, несмотря на лихорадочные поиски. Она же протягивала к нему руки, почему-то излучавшие мягкий золотистый мерцающий свет, и пыталась объяснить что-то важное, но, видя его непонимание, огорчалась до слез. Вспомнить наутро, что Она говорила, не получилось ни разу, но Ее голос он бы узнал из тысяч…
А глаза!.. Таких по эту сторону Границы встречать не приходилось: цвета зеленого халцедона, в широких дымчатых ободках, чуть коричневатые у самого зрачка…
Он был уверен, что никогда не видел Ее наяву, ни вживую, ни на картине, но так хотелось думать, что эти греющие душу сны неспроста… Ночной ветер качнул верхушки вековых деревьев, раздул тлеющие угли, взметнув к небу целый сноп ярких мерцающих искр. Он приподнялся на локте, дотянулся до вороха заготовленного с вечера топлива, бросил в тут же оживившийся костер несколько толстых сучьев и с глубоким вздохом снова завернулся в одеяло. До утра было еще далеко…
Легкий ветерок нес приглушенные звуки большого ночного города и вел себя как разыгравшийся котенок: то теребил тонкие занавески, то затаивался снаружи, чтобы потом неожиданно стукнуть приоткрытой рамой, то шебуршал в пестрых листьях вымахавшей под самый потолок диффенбахии, словно пытался свить себе гнездо. Луна, чуть-чуть не дотянувшая до полной, заливала призрачным светом небольшую комнату на третьем этаже, искажая очертания предметов, погружая дальние углы в темноту и поселяя в ближних зыбкие тени. Тонкие голубоватые лучи были почти осязаемы, а когда их пересекала тень от колыхаемых ветром занавесей, казалось, что чьи-то невидимые пальцы бегло перебирают струны диковинного инструмента, наигрывая волшебную мелодию, слышимую лишь посвященными.
Несмотря на поздний час, по улице часто проезжали машины, посылая отсвет фар в короткое путешествие по стенам и потолку. Зыбкие неяркие пятна, меняя форму по мере скольжения с плоскости на плоскость, неизменно пробегали по висящей на стене картине, и тогда игра теней оживляла нарисованное, создавая иллюзию движения. Если дать волю воображению, можно было почти на самом деле увидеть перемещения изображенных персонажей или по меньшей мере представить, насколько чудно и странно будет утром обнаружить на полотне совсем не то, что красовалось там вечером…
Губы сложились в улыбку — мечтательную и грустную одновременно, взгляд блестящих в полумраке глаз цвета зеленого халцедона рассеянно скользнул по старому холсту, привычно задерживаясь на деталях, давно известных наизусть. Если бы впрямь было возможно вдруг взять и вызвать к жизни того, кто на картине… За это многое можно бы отдать! Но нет, подобная растрата не грозит — чудес такого рода просто не бывает в нашем рациональном и материальном мире!..