– Не обжигай меня, и я не причиню тебе вреда, – напомнил он о нашей сделке. Боль отвлекала меня от страха. Я прикусила губу и вцепилась в его мантию, зажмурившись от боли в лодыжке.
– Скажи брату Гамуту, что у нас гости, – сказал брат Тисл стоящему у двери человеку. – Затем отведите ее в лазарет.
– Гости? – сухо повторила я. – И сколько в аббатстве гостей с цепями на лодыжке?
– Намного меньше, чем раньше, – ответил Аркус, переступая через вздыбленную брусчатку, поднимавшуюся, словно зубчатые пальцы. – Именно поэтому это идеальное место для тебя.
И для тебя, подумала я. Вы увезли меня из царской тюрьмы и потому тоже виновны в преступлении против короля.
Большую деревянную дверь в аббатство открыл человек со свечой, свет которой отражала его блестящая лысина с аккуратно выбритой тонзурой. Монах был старым, со сгорбленной спиной, большим крючковатым носом и впалыми щеками.
– В лазарет, – сказал Аркус.
Монах развернулся и пошел в темноту. Мы последовали за ним сквозь темные коридоры с арочными окнами и, наконец, пришли в маленькую комнату с четырьмя соломенными матрасами на полу. Один из них был покрыт старой белой простынёй, в голове лежала тонкая подушка, в ногах было сложено одеяло. Впервые за много месяцев я увидела нечто вроде кровати. Аркус грубо опустил меня на матрас. Я потерла бедро и уставилась на него.
Он указал на меня одной рукой.
– Приведи ее в порядок.
С этими словами он повернулся и вышел.
– Славный парень, – сказала я монаху, когда он зажигал подсвечник на стене.
Монах посмотрел на меня пристально, но потом кивнул.
– Конечно, он может быть резким. Но ему это простительно.
– Что может делать грубость простительной?
Он повернулся ко мне.
– Поговорим об этом завтра. А пока нам надо разобраться с вашими ранами.
Я обхватила себя руками и с тревогой посмотрела на него. В тюрьме стражники быстро ампутировали зараженные конечности. Поэтому я пригрозила их грязному целителю тем, что сожгу его, если он войдет в мою камеру.
– Не волнуйтесь, – сказал монах, его взгляд смягчился. – Вы находитесь в незнакомом месте, и вы, конечно же, много страдали, но сейчас вы в аббатстве Форвинд. Братья и сестры Ордена Форса дали клятву принимать всех невинно осужденных и нуждающихся в помощи. Они могут относиться к вам с подозрением, но вреда не причинят.
Я взглянула на него – напряжение чувствовалось и в его взгляде, и в его фигуре.
– Вы не доверяете мне.
Он изучал меня слишком долго, но потом ответил.
– Я буду судить о вас по вашим поступкам, а не по тому, что о вас говорят. Но рекомендую вам спрятать огонь подальше. Не все отнесутся к вам с таким пониманием.
– Я это знаю.
Он кивнул и указал на мою лодыжку.
– Меня зовут брат Гамут. Говорят, у меня хорошо получается лечить травами. Если вы покажете мне свои раны, возможно, я смогу облегчить вашу боль.
Неохотно я развернула ткань под кандалами. Монах вздохнул, увидев изувеченную лодыжку. Казалось, он забыл о своем недоверии, приблизившись к холодному металлу.
– Мы должны немедленно снять это. – Он повернулся и пошаркал к двери.
– Никаких мечей, пожалуйста! – взмолилась я.
Он повернулся, удивленно посмотрев на меня.
– Конечно, дитя мое. У меня есть набор ключей, которые могут сработать. Я скоро вернусь.
Я не поверила ему, но он сдержал слово и вернулся через несколько минут с набором ключей, бинтами и подносом с миской, чашкой воды и ступкой, которые он положил на трехногий табурет. Его руки беспомощно дрожали, когда он пробовал ключи по очереди, пока, наконец, один из них не разомкнул оковы на моей лодыжке, решительно щелкнув. Отложив кандалы, он достал пучок трав из-за пояса. Тщательно отделив стебли, он измельчил листья и цветы и смешал в ступке, а затем высыпал в миску с водой и положил туда полоски льняной ткани для замачивания. Я шипела от боли, пока он промывал рану и накладывал льняные примочки.
Он глянул на меня из-под седых бровей.
– Есть признаки инфекции, но вам повезло. Далеко она не продвинулась. У меня есть травы, которые предотвратят заражение крови и облегчат боль.
Боль действительно утихла, и я облегченно вздохнула.
– Что вы использовали? – спросила я.
– Растения, что растут на горе. Я много экспериментирую. Это смесь листьев березы, грушанки и белохвостки. Чай тоже поможет.
Он потянулся к подносу и протянул мне дымящуюся чашку. Несколькими минутами ранее я бы подозрительно посмотрела на варево, но лодыжка говорила о том, что монах знает свое дело. Я сделала глоток. Мятный вкус грушанки был пронизан незнакомым привкусом – должно быть, это была белохвостка. Чашка опустела, и я вернула ее.