— Ты омерзителен.
— Секс не для брезгливых. Разве ты не узнала хотя бы этого от своего единственного растяпы-любовника?
— Ты не будешь заниматься со мной сексом.
Така вздохнул:
— Верно, не буду. Кончишь только ты.
— Мечтай дальше! Если думаешь, что соблазнишь меня и так узнаешь, где урна, то ты слишком высокого мнения о своих сомнительных прелестях.
На этот раз он улыбнулся, и его глаза коварно засияли.
— Сомнительные прелести? — повторил он с усмешкой. — Ты скажешь, где урна, и получишь секс. Где урна?
— Не скажу.
— Конечно, скажешь, — заверил Така, беря её за руку. Саммер попыталась вырваться, но безрезультатно. — Скажи, где настоящая урна. Ты вела игру «вокруг да около» слишком долго, и я больше не могу попусту тратить время. Не хочу причинять тебе боль, но ты должна сказать, где урна.
— Нет.
Боль была настолько внезапной, резкой и пронзительной, что Саммер едва удалось сдержать крик; а потом всё прошло. Така нежно провёл ладонью по её лицу. Ошибки быть не могло — на его красивом и строгом лице отчётливо читалось сожаление.
— Не заставляй меня снова делать это, Саммер. На кону жизнь многих людей, и я не дам чувствам встать на моём пути. Где урна?
— Я не… — Она замолчала, снова задыхаясь от боли. Потом Така ослабил грубую хватку, и его пальцы нежно погладили красные отметины на её запястье. — Где урна, Саммер?
Саммер посмотрела в его спокойные, неумолимые глаза. Он сделает это. Независимо от своих желаний Така будет мучить её до тех пор, пока она не расколется. И больше всего на свете она хотела, чтобы он убрал от неё руки. Не те, которые мучили… нет, те, что успокаивали, утешали своими прикосновениями. Она сделает и скажет всё что угодно, лишь бы заставить Таку отпустить её.
— В Бейбридже, — призналась она, выдёргивая руку. Запястье онемело и подрагивало. Саммер не представляла, что он с ней сделал. Понимала только, что Така не остановился бы.
— Каком Бейнбридже? В штате Вашингтон? Комитет не нашёл ни одного упоминания, что у тебя или твоей матери есть там дом.
— Это дом бабушки по отцовской линии. Бабуля не хотела, чтобы Лианна знала, что она отдала его мне. Она ей не доверяла.
— Могу себе представить, — сухо вымолвил он.
Почему Така не застёгивает рубашку? Почему не отворачивает от неё своего прекрасного лица предателя?
— Настоящая урна на полке в шкафу вместе с кимоно и книгой хайку[1], что оставила мне Хана.
Така замер.
— Она оставила книгу? О чём она?
— Книга написана на кандзи[2]. Не знаю, о чём — там просто несколько рукописных хайку. Я её сохранила только потому, что она принадлежала Хане.
Така кивнул, и Саммер подумала, что почти видит, как он обрабатывает информацию в голове. Слава Богу, он больше не думал о ней.
— А кимоно? Как оно выглядит?
— Два кимоно, — поправила Саммер. — Одно — древняя реликвия. Другое — обыкновенный дешёвый наряд. Важности не представляет.
— Всё важно, — рассеянно заметил он.
Она не будет бороться с ним. Пусть берёт всё, что хочет, всё, что передала ей Хана — только бы оставил в покое.
— Можешь поехать и забрать их, — беспечно сказала Саммер, сразу же почувствовав себя в безопасности. Он и думать про неё забыл! — Я расскажу, где это. И не беспокойся, что я опять вру. На этот раз я говорю правду.
— Знаю, — ответил Така. — А теперь снимай рубашку. Мне не нравится, как ты выглядишь в чёрном.
Саммер непонимающе уставилась на него.
— Что? Я же сказала, где урна!
— А я говорил, что ты признаешься. И что тогда у тебя будет секс. Снимай рубашку.
[1] Ха́йку (яп. 俳句) — жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV в. В самостоятельный жанр эта поэзия, носившая тогда название хокку, выделилась в XVI в.; современное название было предложено в XIX в. поэтом Масаока Сики. Одним из самых известных представителей жанра был и до сих пор остаётся Мацуо Басё.
[2] Кандзи (яп.: 漢字 (инф.); дзи — буквы, Кан — Хань; букв. «ханьские буквы») — китайские иероглифы, используемые в современной японской письменности наряду с хираганой, катаканой, арабскими цифрами и ромадзи (латинским алфавитом).
Глава 12
Саммер не двигалась. Она замерла, словно Така приказал ей превратиться в тыкву. Бедная малышка даже не представляет, с кем или с чем столкнулась.
Но возражать она пыталась, жалко и неубедительно:
— Я не хочу, чтобы ты меня трогал.
— Хочешь.
— Я вернусь в комнату и запрусь. А ты держись от меня подальше. Я же дала тебе то, что ты хотел?!