— Почему твои симпатии и антипатии должны иметь для меня хоть какое-то значение? И не нужно говорить, что ты — единственный, кто стоит между мной и Сиросамой. Сейчас я приветствовала бы его с распростёртыми объятьями.
— Не сомневаюсь. Но это стало бы ошибкой.
— Ах, я забыла! Ты же намного добрее его.
— Доброта тут ни при чём.
— Я заметила.
Така почти незаметно сбросил скорость и свернул на грунтовую дорогу. «Я труп», — подумала Саммер. Если она выпрыгнет из машины, то умрёт, избавив его от необходимости убивать её самому. Но она не особо хотела упрощать ему задачу, и если Така сможет, глядя в глаза, выдавить из неё жизнь, то Саммер вернётся из мира ушедших, чтобы преследовать его.
— И как ты планируешь это сделать?
— Сделать что? — Така почти не обращал на неё внимания, сосредоточившись на пустынном пейзаже.
— Убить меня. Я никогда не видела, как ты убиваешь, только была свидетельницей последствий. Задушишь меня? Сломаешь шею? Заколешь?
Смотреть на него, чтобы оценить реакцию, было ошибкой. Их взгляды встретились, и слабая улыбка появилась на губах Таки. Красивых губах. По которым хотелось ударить палкой потолще!
— Наверное, порежу на мелкие кусочки, сварю и съем.
— Очень смешно. Так ты не собираешься меня убивать?
Така отвёл глаза.
— Если это будет в моей власти, то нет. Но только если не станешь сильно мне надоедать.
— Раз ты везёшь меня непонятно куда не чтобы убить, то зачем мы здесь?
— На что тебе глаза, Саммер?
Ей не нравилось, когда Така называл её по имени, но ответ «для тебя я доктор Хоторн» будет словно взят из комедии братьев Марксов[1]. Така притормозил, и Саммер, оглядевшись, поняла, что представляло собой огромное и пустое поле. Аэродром. За обветшалой металлической постройкой было несколько маленьких самолётов.
— Я в самолёт не сяду, — сдавленно предупредила Саммер.
— Боишься летать?
Она боялась, но не собиралась признаваться.
— Я не оставлю сестру. Никуда не полечу, пока не буду уверена, что она в безопасности.
— Ты будешь делать, что я скажу. — Он подъехал к лачуге и заглушил двигатель.
— Сначала тебе придётся меня убить.
Така вздохнул, и на долю секунды Саммер поверила, что он так и сделает.
— О твоей сестре позаботятся, — наконец сказал он.
— Кто? Сиросама? Я так не думаю.
— Её вытащит мой коллега. Тебе не нужно беспокоиться.
— Коллега? Один из якудза с лёгкостью проникнет туда и заберёт её?
— Ты забываешь, что «Братство торжества истины» начало деятельность в Японии и почти треть его членов во всём мире — японцы. У них не возникнет сложностей слиться с братьями.
— Пока не видно их татуировок.
— Достаточно большая часть братьев — преступники из разных стран. Японским бандитом их не удивишь. А сейчас перестань со мной спорить. Ты ещё жива, твоя сестра тоже. С ней всё будет в порядке.
— Так почему ты не сказал мне об этом раньше? Со мной было бы меньше неприятностей.
— Ты и неприятности — это синонимы, — устало заметил Така, расстёгивая ремень безопасности. — Вылезай из машины. Попытаешься сбежать — пристрелю.
— У тебя нет при себе пистолета.
— Есть, — возразил он. — И я без колебаний использую его.
В этом Саммер не сомневалась ни на минуту.
Джилли Ловиц оказалась особенно трудным учеником. Она отказывалась пить святую воду, которую ей приносили; ей как-то удавалось закрывать разум для Святого Слова, что звучало в её пустой комнатушке. На него работали, его пути следовали некоторые из самых одарённых молодых учёных в мире: химики, эксперты по взрывчатым веществам, врачи, инженеры, а ещё враждебно настроенная молодёжь, жившая на улицах. Сиросама предложил им всем путь к спасению, и они с радостью приняли его. Однако Джилли Ловиц сопротивлялась.
Сложно поверить, что её родила Лианна Ловиц, в хорошенькой белокурой голове которой вряд ли вообще были извилины. Джилли гораздо больше походила на сестру — Саммер. Слишком умна, слишком цинична, слишком подозрительна. Последнее качество, без сомнения, приобретено благодаря матери: Лианна и святого сделала бы мнительным. А в «Братстве торжества истины» было немного настоящих святых.
И девчонка не ела. Она смеялась, когда ей приносили шоколад. А ведь ему докладывали, что это её слабость. В самом деле он знал очень мало женщин, что могли устоять перед шоколадным искушением. Но шестнадцатилетняя Джилли Ловиц во многом его поражала.