- Быть просто воспоминанием недостойно чести виверна! – Хессет улыбнулся, запустив пальцы в пепельно-снежную гриву Хазира, несильно потянул, заставив откинуть голову, обнажая беззащитное горло. Целуя белоснежную кожу, непримиримо шептал: - Хочу стать частью тебя, раствориться в тебе, обрести истинное бессмертие рядом с тобой, мой возлюбленный бог.
Нельзя было сказать, что Хазир не боролся, напротив! Всеми силами он пытался оттолкнуть, скинуть с себя тяжёлого Хессета, но это сопротивление лишь ещё больше раззадоривало виверна, и его поцелуи из трогательно нежных очень скоро превратились в яростные, почти грубые. Они любили друг друга, сражаясь за каждое движение, каждый поцелуй, исступлённо, до отчаянного крика, сплетаясь не только телами, но обнажёнными душами, и любое прикосновение отзывалось в них целой феерией страсти.
- Я не могу без тебя! - срываясь на рычание, стонал Хессет глядя прямо в эти холодные серебряные глаза и видя в них ту же боль, то же наслаждение. Он повторял медленно, словно смакуя каждое слово, пробуя этот горько-солёный вкус на языке: - Не могу. Зачем мне жизнь без Хазира?
Ледяной, надменный, прекрасный в своей чистоте и такой горячий внутри, Хазир выгибался в руках Хессета, скребя скрюченными пальцами камни пола, содрогаясь от быстрых и сильных толчков. Виверн был беспощаден в своей любви, он не видел, просто не мог видеть, как плавится от его огня ледяное сердце, как покрывается сетью новых и новых трещин, а в серебряных глазах вскипают слёзы, тут же смерзаясь кристалликами льда, скатываются крошечными драгоценностями на равнодушные камни. Хессет мог выразить свои чувства только таким примитивным способом, ощущая, как глубоко внутри рождается могучая волна, сметающая прочь все доводы рассудка. Хазир стонал всё громче и чаще, теперь это был не просто отклик на слишком резкие и грубые движения любовника, а мольба, так и не оформившаяся в слова, но Хессету они и не были нужны. Он знал – его Хазир столь же неудержим в своей страсти, так же жаждет продолжения сладостного безумия, и за это стоило отдать жизнь и немного больше.
Танец страсти ускорял свой ритм, Хессет свирепо двигался в узкой влажной глубине, подстёгиваемый зрелищем того, как развратно и открыто ласкал себя Хазир, как его руки с белоснежными тонкими пальцами скользили по вызывающе торчащим соскам, задевая чувствительные горошины острыми перламутровыми ногтями, как они спускались ниже, обхватывая прижимающийся к животу до предела возбуждённый член, двигаясь на нём рвано, резко, совсем так, как толкался внутри Хессет, сжигаемый животной страстью. Хазир вдруг выгнулся и беззвучно закричал, выплёскиваясь себе на живот и грудь, сжимаясь так сильно, что виверн просто не смог сдержать собственный оргазм, с громким стоном изливаясь в пылающее нутро любовника. И без сил упал рядом на холодные камни, удовлетворённо вслушиваясь в тихие стоны абсолютного удовольствия, всё ещё не покинувшего Хазира.
+++
Пробуждение было болезненным. Тело затекло, пребывая в неудобной позе, и Хессет едва разогнулся, грязно выругавшись. Он по-прежнему находился в пещере, а Хазир – невыносимо недосягаемый в своём хрустальном саркофаге на островке. Исполненный мрачной решимости, виверн остановился на самом краю каменной чаши, у ног его тяжело плеснула свинцовая вода.
- Если ты сейчас не выйдешь ко мне, Хозяин Льдов, я сам приду к тебе.
- Твоя глупость всегда меня поражала, – Хазир сел в саркофаге, и Хессет увидел, как по снежным, пепельным волосам любовника, по белоснежной коже стекают потоки холодной светящейся синим воды. Ледяное ложе Хазира было заполнено ею до краёв. Но вот он встал, лениво потянувшись, позволив последним каплям тяжело рухнуть обратно в купель, и ступил на остров, оказавшись напротив хсаши, напряжённо застывшего, ожидающего чего угодно от непредсказуемого противника. – Капризный, своенравный, дикий ребёнок. Ты привык, что все тебе угождают, привык к почестям и незаслуженным наградам. Никогда не замечал того, что по-настоящему важно.
Хазир шёл к берегу, а вода под его ногами превращалась в лёд и тут же таяла, стоило ему пройти несколько шагов по этому неверному мостику.
- Теперь уже слишком поздно.
Ранящие, жестокие слова упали между ними, но Хессет не желал признавать правду. В этом был весь виверн – отрицать до последнего очевидное, пытаться пройти сквозь стену, добиться невозможного, сломать, разрушить все препятствия на пути к цели. Единственное качество, за которое ценил своего непутёвого сына Араши Змееглазый. Удивительная способность менять реальность неимоверным усилием воли. Вот только Хессет никогда раньше не желал чего-то всем сердцем.
Опустившись на колени, признавая свою ничтожность перед величием и красотой Хазира, Хессет прошептал:
- Никогда не бывает слишком поздно, мой бог. Только не для нас.
Ледяные пальцы коснулись его запрокинутого лица, с любовью, мягко, нежно очертили изгиб губ, словно прощаясь навсегда, и Хессет, подчинившись инстинкту, поцеловал холодную ладонь, принялся облизывать и посасывать тонкие пальцы, пытаясь согреть их своим теплом. Брови Хазира жалобно изломились, он всхлипнул, отталкивая от себя искусителя, прерывающимся голосом сказал:
- Во мне нет жизни, Хес. Моё сердце не бьётся, пойми. Мы уже никогда не сможем быть вместе.
- Есть один способ, - поднимаясь с колен, тихо произнёс Хессет. – Я разделю своё сердце на две части и одну отдам тебе. Одно сердце на двоих, мой бог, мой Хазир… Один ритм, одна жизнь.
- Это невозможно.
- Я всё-таки сын Змееглазого, в моих венах течёт кровь самого великого мага и колдуна Галактики, и пусть я не был внимателен на уроках, кое-что всё же смог запомнить. Доверишься мне, такому неудачнику?
Вместо ответа Хазир просто поцеловал – плавно, но настойчиво, и Хессет едва не потерял голову от сокрушительного удовольствия.
- Да, мой Владыка, только ради тебя.
+++
Говорят, далеко-далеко на севере, в горах, что являются границей мира, есть ледяная крепость. Не каждый достоин увидеть её величественные, строгие стены с узкими окнами бойниц и тонкими шпилями башен. В недрах замка, его таинственных коридорах и залах можно найти сказочные сокровища, приманивающие со всего света искателей приключений и просто тех, кто желает легко обогатиться. Драгоценные камни величиной с кулак, горы монет и зачарованные доспехи, загадочные механизмы, оставшиеся от мудрости далёких предков, и пыльные книги, хранящие на своих хрупких пергаментных страницах зловещие предсказания о судьбах миров… Но люди, живущие в долине у подножия северных гор, угрюмые, привыкшие к постоянным морозам и жестоким ветрам, говорят, что ничто не даётся слишком просто. Крепость ту охраняют два демона, порождения ледяной магии тьмы. Они отнимают жизни тех, кто приходит поживиться их богатством, но никогда не трогают детей, позволяя им резвиться у самых стен своей обители. В некоторых деревнях их почитают за богов зимы и приносят богатые жертвы, надеясь на заступничество. Читают знамения, гадают по облакам – на сколько месяцев затянется злая непогода.
Суеверные люди не решились придумать этим то ли богам, то ли демонам имена. Знали доподлинно лишь то, что их двое, и если один благосклонно принимал кровавую жертву, то другой не признавал иных подношений, кроме зимних горных цветов, расцветающих в глубоких пещерах без солнца и не страшащихся морозов.
Путешественники часто не обращают внимания на слова старожилов, они уходят в горы и редко возвращаются. Вернувшиеся же обычно немногословны, подолгу сидят у огня, словно не могут согреться, и на все расспросы отвечают, что никогда больше не поднимутся в горы.
Так проходят года, столетия, эпохи… Но одно остаётся по-прежнему неизменным – старая крепость в горах и её ледяные хозяева, до конца времён живущие с любовью, царящей в одном могучем сердце на двоих.