Заклинский вздрагивает, бледнеет и сам начинает вытаскивать из карманов бумаги. Его обыскивают: бумаги на полковника, поручика и унтер-офицера.- "К коменданту",- отрезает полк. С.
На вокзале офицер-армянин просил часового продать ему патроны. Часовому показалось это подозрительным, он арестовал его. При допросе офицер теряется, путается, говорит, что он "просто хотел иметь патроны".
Полк. С. приказывает его отпустить. Офицер спускается с лестницы. Кругом стоят офицеры караула. Вдруг пор. 3. сильно ударяет его в спину. Офицер спотыкается, упал, с него слетели шпоры и покатились, звеня, по лестнице...
Многие возмутились, напали. "Что это за безобразие! Одного вы бьете, другого с лестницы спускаете!" -"Что у нас, застенок, что ли!" - "Да он и не виноват ни в чем".- "Это черт знает что такое!" 3. молчит.
Сменяться. Все налицо, кроме подпор. Крупенина. Вчера вечером, после караула он пошел на Темерник,23 сейчас уже вечер, а его нет.
Сменились, выстроились. Колонной по отделениям, четко отбивая шаг по звонкой мостовой, идем по залитому огнями вечернему городу. Тенора бравурно, отрывисто запевают:
Там, где волны Аракса шумят,
Там посты дружно в ряд
По дорожке стоят.
И гулко подхватывают все:
Сторонись ты дорожки той,
Пеший, конный не пройдет живой!
На тротуарах останавливаются прохожие, извозчики сворачивают с дороги...
Утром, недалеко от вокзала, на путях нашли труп подп. Крупенина; он лежал ничком, с раздробленным черепом...
На Новочеркасском фронте
Красная армия наступает с севера на Новочеркасск и на Ростов с юга и запада. Красные войска сжимают кольцом эти города, а в кольце мечется Добровольческая армия, отчаянно сопротивляясь и неся страшные потери. В сравнении с надвигающимися полчищами большевиков добровольцы ничтожны. Они едва насчитывают 2000 штыковка казачьи партизанские отряды есаула Чернецова, войск, старш. Семилетова и сотника Грекова - едва ли 400 человек. Сил не хватает. Командование Добр. армии перекидывает измученные, небольшие части с одного фронта на другой, пытаясь задержаться то здесь, то там.
Наш отряд послан на ст. Горную.
Вечером на вокзале погрузили обоз и тихо, без огней отъезжаем. В вагонах полутемно и холодно. Почти никто не говорит. Иногда звякнут штыки сцепившихся винтовок...
Офицер в углу обтирает затвор полой шинели и пробует, щелкает им. Другой смотрит в темное окно с убегающими фонарями. Из соседнего вагона, сквозь шум поезда, слабо доносится военная песня, как будто ее поют далеко, далеко...
Тихо... Поезд мирно постукивает... Ночь... Серые фигуры склонились, держа меж колен винтовки... Дремлют. Засыпают. В окна ползет серый рассвет. Поезд с медленным визгом остановился. Станция. По путям ходят усталые фигуры с винтовками.
- "Кто приехал?" - "Отряд полк. С.".- "Наконец-то, а то хоть пропадай, нас всего пятьдесят человек, вторую неделю не спим",- недовольно и со злобой отвечает партизан... Полк. С. идет к начальнику участка - ген. Абрамову24. Генерал сам недавно приехал, у него нет никаких определенных сведений.
Известно: противник многочислен. Приказано: держаться во что бы то ни стало.
Нужна разведка. Два паровоза, один с вагоном I класса, другой с площадкой с пулеметами, рядом идет на ст. Сулин 25. В первом - ген. Абрамов, полк. С. и несколько офицеров, во втором - пулеметчики. Поезда остановились у моста под Сулином. Ген. Абрамов, полк. С. и офицеры идут на станцию.
Увидя подъехавшие поезда, сюда сходится народ. Мы стоим с винтовками у комнаты, где говорит с начальником станции генерал. Нас окружили рабочие, смотрят злобно и не желают этого скрыть, разговаривают меж собой, к нам не обращаясь.
Генерал вышел. Идем по платформе. За нами - все, слышны какие-то замечания, смешки. Мы остановились у лавочки, покупаем. И все стали кругом. Я, торопясь, плачу деньги: "Эй, господин, получите-ка".- "Забыли, наверное,нынче господ нет",- серьезно и резко отрезает кто-то из толпы.
Ген. Абрамов выдвинул к Сулину паровоз с пулеметной площадкой, но не прошло получаса, как с противоположной стороны к станции подъехали два эшелона большевиков, с бронированным поездом впереди. Наш поезд отступал, обстрелянный артиллерией и пулеметами, а по отступающему поезду жители Сулина стреляли из винтовок.
Большевики заняли Сулин.
Мы стоим на Горной в поездах, охраняясь полевыми караулами. На случай наступления большевиков - выбрана позиция. В вагонах день проходит в питье чая, разговорах о боях и пении песен... Из караула пришел подпор. К-ой и кап. Р. Подсели к нашему чайнику. "Сейчас одного "товарища" ликвидировал",- говорит К-ой. "Как так?" - спрашивает нехотя кто-то. "Очень просто,- быстро начал он, отпивая чай,- стою вот в леску, вижу - "товарищ" идет, крадется, оглядывается. Я за дерево - он прямо на меня, шагов на десять подошел. Я выхожу - винтовку наизготовку, конечно,- захохотал К-ой,- стой!- говорю. Остановился. Куда идешь? - Да вот домой, в Сулин,- а сам побледнел.- К большевикам идешь, сволочь! шпион ты... твою мать! - К каким большевикам, что вы, домой иду,- а морда самая комиссарская.- Знаю, говорю... вашу мать! Идем, идем со мной.Куда? - Идем, хуже будет, говорю.- Простите, говорит, за что же? Я человек посторонний, пожалейте.- А нас вы жалели, говорю... вашу мать?! Иди!.. Ну и "погуляли" немного. Я сюда - чай пить пришел, а его к Духонину 26 направил..."-"Застрелил?"-спрашивает кто-то. "На такую сволочь патроны тратить! вот она матушка, да вот он батюшка". К-ой приподнял винтовку, похлопал ее по прикладу, по штыку и захохотал27.
Сулин
Полк. С. задумал взять Сулин обратно. Но так как силы были неравны, то план, рассчитанный всецело на недисциплинированность и паничность противника, строился немного фантастично.
Ночью храбрейший офицер, георгиевский кавалер, шт.-кап. князь Чичуа должен с десятью офицерами пробраться в тыл большевистских поездов, взорвать пути, обстрелять, короче - "произвести панику в тылу противника", а отряд по этому сигналу ударит в лоб и с флангов на станцию.
Была холодная ночь. Дул сильный, колючий ветер... Часть отряда пошла прямо по железной дороге, а другая с полк. С. поехала на поезде, влево, по частной ветке.
Подъехали к будке, слезли. Вдали сквозь метель заревом светит Сулин. Князь Чичуа с десятью офицерами быстро ушел вперед. Артиллеристы устанавливают два орудия на бум, по направлению вокзала. Вся пехота пошла, скрылась в черно-белой степи...
Ночь черна, ни звезды. Ветер поднял в степи метель, носит белыми столбами снег, не пускает вперед и протяжно воет на штыках. Дорогу замело. Впереди проводник сбивается, разыскивает и ведет. Дошли до большого белого оврага, перелезли и остановились. По ветру доносился лай собак - это в Сулине. Теперь недалеко. Здесь будем ждать сигнала...
Метель не перестает. Ветер еще злее. Мерзнут руки, лицо, ноги. Каждый напряженно прислушивается: не будет ли сигнала - взрыва. Прошел час, прошел другой, а сигнала нет. Хоть бы скорее, думает каждый, пошли бы вперед, быстро, согрелись бы. Ветер с воем налетает, засыпает снегом. Люди жмутся один к другому, ложатся на снег. Свертывается один, второй, третий...
На белом снегу - темно-серое пятно - это все, плотно прижавшись друг к другу, лежат в куче, и каждый старается залезть поглубже, согреться, спрятаться от ветра. Один полковник ходит около серого пятна, постукивает ногами и руками и, волнуясь, ждет сигнала...
Выстрел!.. один, другой...
Темная куча зашевелилась, люди выскакивают и сразу как будто не холодно... Вот опять: та-та-та, пачками. И тихо...
"Видно, заметили наших",- шепотом говорит кто-то.
"Перебили, может",- еще тише говорит другой.
Та! - отдельный выстрел, и все замерло.
Опять один за другим ложатся, прячась от холода, и опять полковник ходит около темного пятна, но теперь он больше волнуется. "Знаете,- тихо говорит он мне,- боюсь, не попались ли. Подстрелят кого-нибудь - не уйдет ведь по такому снегу".