Боль, без любви.
Боль, не могу насытиться.
Боль, люблю, когда очень больно,
Потому что лучше чувствовать боль, чем совсем ничего.
Three Days Grace — Pain
________________________
С моста квиддичное поле было видно прекрасно, разве что садящееся солнце било в глаза, но всё же не мешало наблюдать за особо интересующими тебя игроками.
— И кто на этот раз? — негромко поинтересовалась Лили, не отрывая глаз от кружащего над землёй Пола Нотта.
Джеймс, проследив за взглядом сестры, усмехнулся.
— Джим? — переспросила она.
— А?
— Говорю, кто на этот раз? — упрямо повторила Лили.
— О чём ты? — вздёрнув брови и почти не поморщившись от неприятного саднящего ощущения на щеке, произнёс он деланно беззаботным тоном и, чтобы чем-то заняться, вынул из кармана пачку сигарет.
— Джеймс! — голос Лили стал необычайно твёрд. — Не пытайся делать вид, что не понимаешь.
Он вздохнул.
— Просто подрался, Лил-с, какая разница с кем?
— Ты не подрался, тебя избили, — тихо, но очень въедливо произнесла Лили, пытаясь заглянуть брату в глаза — она была значительно ниже, так что ей пришлось приподняться на мысочки. Джеймс буквально чувствовал, как её взгляд скользит по его фингалу и ссадинам на щеках. Хорошо ещё, что она не видит синяки, спрятанные под майкой. — Снова избили.
Молча отвернувшись, он затянулся и снова принялся следить за тренировкой слизеринской команды по квиддичу.
— Когда это уже прекратится, а? — Лили раздражённо помахала перед лицом рукой, разгоняя сигаретный дым и морщась от неприятного запаха.
— Когда ты тоже закуришь? — предположил Джеймс, прекрасно понимая, что она имеет в виду совсем другое.
Лили вспыхнула, скрестила руки на груди, становясь как никогда похожей на бабушку Молли, и произнесла:
— Джеймс, ты почти каждую неделю попадаешь в Больничное крыло!.. — с запалом начала она.
— “Почти” — ключевое слово, — вяло вставил Джеймс, покручивая сигарету. Лили одарила её таким неприязненным взглядом, словно хотела обвинить во всех мировых бедах.
— Я серьёзно. Это же…
— Лили, — сбросив сигарету вниз, он проследил за её полётом к подножию башни и только потом повернулся к сестре, — правда, в этом нет ничего такого. Я уже взрослый, мне, чёрт возьми, скоро двадцать! Сам разберусь.
— Не скоро, а только через полгода, — не сдавалась та. — И то, что ты учишься на восьмом курсе, не означает, что…
— Всё в порядке, — перебивая её, с нажимом произнёс Джеймс. — Не надо меня каждый раз… расспрашивать.
— Кроме тебя самого никто не расскажет, что с тобой происходит.
Джеймс вздохнул. И в кого эта мелкая пигалица такая была упрямая? Он уже открыл рот, собираясь снова попытаться отговориться, как вдруг Лили, краем глаза, видимо, продолжавшая наблюдать за тренирующимися слизеринцами, резко охнула и привставала на цыпочки, перевешиваясь через край и смотря на поле.
— Это не Ал? — с тревогой в голосе протянула она, коротко взмахнув рукой. Джеймс, чувствуя, как сердце медленно-медленно уходит в пятки, повернулся к полю. Кто-то из слизеринцев валялся на земле, но вроде бы шевелился, а к нему уже неслась вся команда.
— Вряд ли, — проговорил Джеймс, — надеюсь, что нет, во всяком случае. Да и потом, ты же видишь, кем бы он ни был, с ним всё в порядке.
Он помолчал, наблюдая за тем, как Лили всё ещё беспокойно вглядывается в фигурку на поле, и добавил:
— Дурацкий спорт.
Лили вскинула голову, так что выбившиеся из ее косы пряди смешно запрыгали по плечам.
— Квиддич? — она закусила губу, склонив голову на бок. — Да нет, нормальный. Мне нравится, во всяком случае.
По её тону об этом точно было сложно сказать. Джеймс хмыкнул:
— Ты фанатеешь по игрокам, не по самому квиддичу.
Лили стукнула его по руке, забавно покраснев, и насупилась. Джеймс поднял ладони, показывая, что сдаётся.
— И всё равно — дурацкий спорт. Опасный. Здесь такому не место, это же не спортивная школа. — Он рассеянно уставился на башни Хогвартса, в окнах которых отражались солнечные лучи. — Конечно, если ты пробуешься на отборочных испытаниях и попадаешь в команду, тебя все тут же начинают любить. И в компанию вливаешься. Эх, надо было тоже хоть разок попытаться… — он криво усмехнулся, с трудом представляя себя поднимающимся на метле больше, чем на несколько метров. Сын Гарри и Джинни Поттеров и племянник нескольких Уизли, называется! Эх, такой шаблон разрушен. Джеймс покачал головой. — Глядишь, ещё и у Ала выиграл бы, — закончил он, удивляясь тому, как правдоподобно удаётся ему этот жизнерадостный тон.
Лили покосилась на него, начиная теребить распушившуюся косу.
— Не думаю, — нейтрально сказала она, — что только из-за квиддича у тебя появилась бы хорошая компания. Это же именно кто-то из них тебя так каждый раз отделывает. Только вот ты не говоришь, кто именно.
— О Мерлин, только не снова! — Джеймс даже всплеснул руками. — Лили, ну, хватит, а? Мне надоело от тебя постоянно выслушивать, насколько неправильно я отношусь к, гм, моей жизни. Меня всё устраивает, правда. Ну, почти. — Он выдавил полуулыбку.
Лили с притворным удивлением покачала головой, приподняв брови.
— Ну, коне-ечно, — преувеличенно-понимающим тоном протянула она. — Именно поэтому ты не только совсем без друзей, но тебя ещё и регулярно колотят твои же однокурсники. Тебя ведь всё устраивает, и ничего менять ты не собираешься!
Прозвучало это уж слишком наигранно.
— Лили, — начиная раздражаться, произнёс Джеймс, — то, что я предпочитаю побольше времени проводить с родителями и мелкими братьями-сестрами, или подрабатываю в магазине, а вдобавок ко всему, предпочитаю мальчиков, я менять в себе уж точно не собираюсь.
Как будто дело было в семье или магазине.
Лили потрясла головой.
— Я и не предлагаю, но… хотя бы своё отношение к этому ты мог бы поменять…
— Лили!
— …И даже хотел бы, я знаю! Ведь даже наш непутёвый Альбус, которому крайне не везёт с девушками, и у которого лучший друг — ледяная безжизненная машина, даже он счастливее тебя!
— Нашла кого ставить в пример, — Джеймс фыркнул, скрещивая руки на груди и находя глазами брата среди слизеринцев, всё ещё стоящих на поле. — Тем более, с этим его “лучшим другом”, — он сделал вид, будто его сейчас стошнит, и Лили слабо улыбнулась. — Честное слово, лучше уж так, — он ткнул пальцем в свой фингал, — чем знать, что обо мне будет беспокоиться такой человек. А, погоди, о чём это я: Малфой же и не умеет беспокоиться, он — совершеннейшая ледышка.
— Ты же его не знаешь, — упрекнула Лили.
— Того, что я знаю, мне уж точно достаточно. Да и потом, всем вокруг известно, что он бездушная сволочь, помешавшаяся на чистокровных замашках! — Джеймс непроизвольно понизил голос, хотя их и в жизни бы никто не услышал: — Знаешь, я думаю, что будь Волдеморт жив, Малфой с радостью бросил бы учёбу и присоединился к нему.
Если что-то наподобие смеси страха и отвращения у Лили на лице и промелькнуло, она поспешно от этого избавилась.
— Этого ты тоже не знаешь, — уклончиво сказала она. — Хотя вынуждена согласиться, он — не самый приятный парень. И как только Альбус с ним уживается?
Джеймс пожал плечами и проигнорировал вопрос, ответить на который не смог бы даже при большом желании, тем более, что желания и не было.
— Ладно, пойдем, может, на ужин, малявка?
Лили, при первых его словах уже шагнувшая в сторону дверей, развернулась на каблуках и показала брату язык.
*
Пнув ножку скамейки, на которой в ожидании расположился Скорпиус, Альбус проговорил:
— И как я только не прибил тебя на первом же курсе, а, Малфой?
От удара лежащая на скамье бита загонщика покачнулась, и он опасливо покосился на неё, точно зная, что Скорпиус к своим вещам относится с трепетным вниманием, граничащим с крайней степенью педантизма, переходящего в занудство. Тот только усмехнулся, и Поттер, криво усмехнувшись, стянул квиддичную майку и полез за своей довольно мятой рубашкой. Взглянув на неё, Скорпиус чуть брезгливо поморщился: как можно быть таким неаккуратным?