А может, брат и не хотел замечать? Ведь тогда надо интересоваться чужими делами и проблемами, а проблемы старшего брата Альбуса (Джеймс точно знал) интересовали в самую последнюю очередь. У Ала сейчас, судя по его виду, всё прекрасно, и тот просто не хочет омрачать свою радость и всё портить. Джеймс его понимал, наверное, хотя сам так никогда не мог. И мимо чужого горя пройти тоже не мог. А насчёт мамы… Он отрешённо подумал, что Ал прав, и в другое время, наверное, даже тепло улыбнулся бы такому обстоятельству, вспоминая деятельную и очень активную миссис Джиневру Поттер, но сейчас он как будто омертвел, и казалось, что лицевые мышцы окончательно задеревенели, не способные больше выказывать никакие эмоции. Словно и он тоже теперь… Ледяной.
Мысль о Скорпиусе привычно отозвалась в сердце тягучей болью, к горлу подступил очередной ком.
“Не думать, не думать, не думать… Не! Думать!”
Джеймс отвёл глаза в сторону.
— Ну… тогда придумай что-нибудь сам, — бросил он, с трудом выдыхая и чувствуя тошноту. — Пиши им что хочешь, только отстаньте все от меня, пожалуйста, — с прорвавшимся отчаянием попросил он и отвернулся к стене. Альбус посмотрел на брата с удивлением — он никогда не видел его таким.
— Э… Джеймс? Ты чего?
“Не понимает? Он правда не понимает?”
— Ничего, — в горле запершило и Джеймс шумно сглотнул, незаметно потираясь щекой о край подушки, чтобы стереть непрошеную слезу. — Ничего. Уйди, пожалуйста, Альбус, прошу тебя, — взмолился он. — Я… потом. Всё потом, ладно?
— Ну… ладно, — тот озадаченно потер лоб. Посидел ещё с минуту, будто чего-то ожидая, и поднялся с кровати, направляясь к выходу. Джеймс развернулся.
— Ал, — остановил он его. Тот обернулся, глядя с любопытством. Джеймс помялся, покусал губы. — Как там… Малфой? — выдавил, наконец. В глазах брата мелькнуло странное выражение, но сразу исчезло, сменяясь на ещё большее изумление.
— А почему тебе интересно? — спросил он и вдруг задумчиво нахмурился. — Хотя, знаешь, забавно, что ты спросил. Он какой-то совсем непонятный в последнее время. Ещё недавно как будто светился весь — я даже подумал, что он девчонку себе нашёл. Это ещё тогда, когда мы… ну, в ссоре были. А потом его как подменили — замкнулся в себе и стал ещё невыносимее, чем раньше. Из него теперь слова не выжмешь. И взгляд какой-то… ну… мёртвый.
У Джеймса перехватило дыхание. “Мёртвый” — вот именно. Он на всю жизнь запомнил этого его тусклый и абсолютно неживой взгляд с той, последней встречи. В груди всё снова скрутилось в колючий, пульсирующий комок боли. Джеймс поморщился, незаметно стискивая кулаки.
— Понятно, — прошелестел он и кое-как кивнул продолжающему таращиться на него Алу. Он пытался не плакать и не смеяться, он пытался держать себя в руках, и от этого лицо помимо воли расползалось в жуткую гримасу. — Это я просто так, — неловко соврал он. — Иди, Ал. Я завтра напишу маме, — пообещал и поспешил отвернуться. Услышал за спиной щелчок и подтянул колени к груди, съёживаясь под одеялом в комок.
Он знал, что не напишет завтра маме. А может, и вообще не встанет больше с кровати. Слишком больно ему было. И жить, наверное, больше незачем. Нет, разумеется, он не из тех полоумных придурков, которые выход из проблем ищут в сведении счётов с жизнью — это глупость несусветная. Но и существовать пока ему было тяжко. И всё, на что хватало жалких сил — это лежать вот так и дышать. И не думать. Вдох-выдох.
Вдох… выдох.
========== Эпилог ==========
Не могу выбросить эти воспоминания из головы,
Внутри меня царит какое-то безумие.
Я так старался отпустить тебя,
Но это безумие поглощает меня целиком, да…
Я наконец-то увидел свет.
Теперь я понял, что ты имел в виду.
Muse — Madness
________________________
Он сидел на пляже.
В песке и под палящим солнцем. И без какого-либо намёка на защитные чары или хотя бы маггловский солнцезащитный крем.
Скорпиус недоуменно огляделся, не понимая, как оказался в таком месте. И, главное, что ему теперь делать. Солнце — это, может, и хорошо, но не когда ты с рождения не загораешь и собираешься сохранить аристократичную бледность до самой смерти.
Он попытался подняться, но то ли песок был слишком рыхлым, то ли что-то в нём удерживало ноги. Скорпиус озадаченно прищурился, пытаясь заставить себя думать. Это оказалось не так-то и просто, и это напрягало. Обычно у него не было проблем с дисциплиной и контролем своих действий. Во всяком случае, раньше. С недавних пор контролировать себя становилось всё сложнее, особенно при наличии Джеймса неподалеку.
Скорпиус сжал челюсть и постарался прогнать эти мысли. Он застрял в песке и может вот-вот получить солнечный удар, а заодно и обгореть. Какой, к Мерлину, Джеймс? И так от него только проблемы.
Были только проблемы. Раньше. Когда-то не так уж давно.
Но больше не будет, и это хорошо, верно? Больше никаких всплесков гормонов, полночных гуляний на “свидания”, никаких поцелуев, нервных расспросов, отвратительно ласкового шёпота.
Это хорошо. Но это и…
Но это и ещё одна проблема?
Он скрестил руки на груди и уставился в песок. Чёртов Поттер. Вечно этот проклятый Поттер — даже сейчас в голову залезает, хотя уже не должен.
— Выметайся, — скомандовал в пустоту Малфой.
Ну вот, он уже сам с собой разгова…
— Мяу! — раздалось вдруг из-за спины, и он вздрогнул.
Прекрасно. Он застрял в песке, на солнце, неизвестно где, не может избавиться от мыслей от Поттера, и… здесь разгуливает кот.
— Мерлин, что я сделал не так, а? — протянул Скорпиус. Кот снова мяукнул, совсем рядом, и, наконец-то, попав в поле зрения, оказался котёнком.
Чёрным взъерошенным крошечным котенком, прижимавшим уши к голове.
А ещё за ним тащилось что-то странное, похожее на улитку — огромную и совершенно белёсую. Она казалась совершенно дикой и бесцветной по сравнению и с котёнком, и с песком, и даже с самим Скорпиусом. Просто передвигающиеся контуры и полупрозрачное тело. Малфой вздёрнул брови.
Котёнок наклонил голову, рассматривая его. Потом странно заворчал, обернувшись к улитке-гиганту, и неожиданно весьма по-человечески махнул лапами, сваливая её на землю.
Что за бред? Скорпиус поёжился. Котёнок был пугающе сильным — с учётом его безобидного вида и размеров, впрочем, с размерами в этом мире изначально было что-то не то, уж слишком громадной казалась эта поверженная на землю улитка.
Поёрзав, Скорпиус обнаружил, что всё ещё не может выбраться из песка, и нахмурился.
Здесь явно творились загадочные вещи.
— Мяу! — согласился котёнок. Шерсть у него вдруг встала совсем дыбом, и он принялся атаковать улитку, выбрасывая лапу вперёд и словно пытаясь выковырять тельце из раковины.
Скорпиус зажмурился. Видеть это ему не очень-то хотелось, но было и интересно. Зачем котёнку вытаскивать это странное существо наружу? А вдруг оно… — он передёрнул плечами, — вдруг оно магическое и, скажем, кусается? Царапается, обжигается?
Котёнок об этом, кажется, не подумал.
“То есть, не мог подумать”, — поправил себя Скорпиус. Котята обычно не думают о том, что бывает, когда вытащишь кого-то из его раковины.
Он сощурился.
Обычно котятам бывает в таком случае плохо. Очень плохо.
Да и не сказать, чтобы улиткам лучше.
— Мя-яу!
Скорпиус поморщился от чуть более резкого и противного, чем до этого, звука, зажмурился…
И проснулся.
Солнце било через окно прямо в глаза, и он заморгал, садясь и озираясь.
Прекрасно, он уснул в Хогвартс-экспрессе.
А если сюда кто-то заходил и видел его таким — развалившимся и посапывающим на сидении? Скорпиус нахмурился и вздёрнул подбородок, как будто кто-то мог его сейчас видеть. Наколдовав Темпус, он задумчиво почесал нос. Ехать оставалось ещё пару часов, и он даже подумал о том, чтобы снова лечь. По прибытии в Малфой-мэнор станет точно не до сна — на каникулах, тем более, пасхальных, для него дома всегда находятся дела. Так что, ещё немного вздремнуть, возможно, не такая плохая идея — в последнее время он сильно выматывался за день и ощущал себя опустошённым. Как будто раньше ежедневно заряжался позитивной, тёплой энергией, а сейчас её источник пропал. Солнце зашло, всё, конец.