Джеймс шёл по коридору, размышляя о том, что завтра суббота — надо будет снова отправляться помогать в магазин к дяде Джорджу. Зачем он этим занимается, Джеймс и сам не знал. Его семья вовсе не бедствовала, но… Может, ему просто хотелось быть хоть самую чуточку самостоятельным и независимым? Доказать всем — и отцу тоже — что он уже взрослый.
А ещё, кроме лишних денег, эта подработка давала ему возможность хотя бы на выходные покидать Хогвартс. Обстановка на факультете для него сложилась не самая благоприятная. Мягко говоря. И откуда в его сокурсниках столько ненависти? А ещё гриффиндорцы! Отважные, честные, смелые… и подлые, как самые настоящие слизеринцы.
Занятый своими мрачными мыслями, Поттер не заметил, что он уже не один в этом обычно пустынном коридоре.
— О, а вот и наш маленький гомик, — послышался насмешливый голос, и Джеймс вздрогнул, отрываясь от своих размышлений и возвращаясь в реальность, где его на данный момент явно не ждало ничего хорошего. Он напрягся, оглядывая окруживших его однокурсников: Дерека Уотсона и двух его закадычных друзей — Меттью Озуалда и Эштона Финнигана. Именно они больше всех приставали к нему, постоянно третируя и настраивая против него весь факультет. Впрочем, Уотсон не был коренным гриффиндорцем — он поступил к ним на пятом курсе, когда перевёлся в Хогвартс из Дурмстранга после какой-то мутной истории. С тех пор он как прицепился к Джеймсу, так и не оставлял его в покое, преследуя и изводя без остановки.
— Что тебе опять от меня надо, Дерек? — устало спросил Джеймс, неосознанно прикладывая руки к едва-едва зажившим рёбрам, пострадавшим в прошлой его стычке с сокурсниками.
— Ничего, Поттер, — ухмыльнулся тот, мягкой кошачьей походкой подбираясь к нему вплотную. — Совсем ничего… — он схватил его одной рукой за плечо, а второй ударил, пока несильно, в живот.
Джеймс согнулся, обмякая в его руках, и захрипел, стараясь восстановить дыхание.
— Тихо-тихо-ти-ихо, — вкрадчиво зашептал Уотсон, толкая его на своих приспешников, которые тут же подхватили его с двух сторон, крепко держа за руки. Джеймс задёргался.
— Пустите, сволочи! — крикнул он с безнадёжностью, зная, что так просто его, конечно, никто не отпустит, и внутренне сжался, готовясь к очередному удару… И он, разумеется, последовал: скула взорвалась жгучей болью, вызвавшей искры из глаз и невольный вскрик.
Дерек искривил губы, приподнимая пальцем его за подбородок и изображая на лице крайнюю степень брезгливости от того, что приходится касаться его и якобы “марать руки”. Взглянул в глаза:
— Это ещё не больно, Поттер, — с обманчивой ласковостью пропел он. — Хочешь, будет больно?
— Трое на одного, — уныло прохрипел Джеймс, сплёвывая кровь и ненавидя себя за свою беспомощность. Но что он мог сделать против этих амбалов? Они сильнее его. И их больше. Впрочем, покорно стоять и молча сносить побои он тоже был не намерен. Чёрта-с-два! — Суки, чтоб вы сдохли! — от души пожелал он, специально, чтобы разозлить их и спровоцировать на драку — так это унижение хотя бы быстрее закончится.
— Нарыва-аешься, сучонок, — с удовлетворением констатировал Уотсон, снова нанося ему удар в солнечное сплетение. Джеймс задохнулся, повисая на руках своих мучителей. — Каждый раз нарываешься. Нет бы быть послушным мальчиком — отбросить все свои голубые замашки и стать нормальным. Весь факультет нам позорит, да, парни? — он обернулся к друзьям, и те одобрительно заржали. — Ты ведь хороший, правда, Джейми? — продолжил Дерек, издевательски потрепав его по щеке. — Просто ещё никогда женские сиськи руками не щупал, вот и вбил себе в голову всякую чепуху. — Он помолчал и задумчиво продолжил: — У нас к тебе предложение, Поттер. Дай Непреложный Обет, что перестанешь валять дурака и развращать нам народ своей пидористической фигнёй, и мы от тебя сразу отстанем. Слово гриффиндорца! — Уотсон приподнял Джеймса за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. — Ну, Поттер, что скажешь, м?
— Это не ваше дело, — упрямо прокряхтел Джеймс, едва шевеля разбитыми губами. — Пошли на хуй, уроды.
— Что ж ты такой упёртый, гадёныш, — процедил Дерек, начиная заводиться. — Мы ж тебя всё равно в покое не оставим, пока за ум не возьмёшься! Со свету сживём, ты понял? — нанеся ещё несколько ударов, он с силой толкнул Джеймса, так, что тот не удержался на ногах, упав на пол. — Подумай об этом, детка, — посоветовал Уотсон напоследок. — Идём, парни! — и они совершенно спокойно отправились восвояси, обменявшись довольными ухмылками.
Джеймс ещё некоторое время лежал на холодном полу, приходя в себя и стараясь унять злые слёзы, подступившие к самому горлу: невыносимо стыдно было дожить до девятнадцати лет, но так и не научиться давать отпор, подвергаясь из-за этого ежедневным унижениям.
Он порывисто вскочил на ноги и сразу поморщился от боли. Достал палочку, залечил наиболее болезненные повреждения (когда тебя избивают чуть ли не через день, поневоле научишься кое-каким заживляющим заклинаниям. Если бы не это, Джеймс вообще бы не вылезал из Больничного крыла!), и пошёл по коридору, не разбирая дороги и почти ничего не видя перед собой.
Когда он вдруг натолкнулся на кого-то, едва опять не полетев на пол, то сначала даже не понял, что произошло. И лишь через несколько секунд с трудом сумел сфокусировать взгляд. В глаза бросились белокурые локоны и тяжёлый взгляд светлых — то ли серых, то ли голубых, — глаз, которые смотрели на него с презрением. Малфой.
— Заблудился, Поттер? — нарочито невозмутимым тоном произнёс тот, демонстративно отряхивая мантию, будто мог испачкаться от столкновения с Джеймсом. — Или свои глаза в спальне оставил?
Проклятый чистокровный сноб разговаривал и вообще вёл себя совсем уж пренебрежительно, а Джеймс так устал от унижений на сегодня, что это стало последней каплей. Разум затуманила кровавая пелена бешенства, и Джеймс, не думая, что он делает, в два прыжка подскочил к высокомерному выродку, хватая его за грудки, и толкнул, чувствительно приложив спиной о стену. Навалился на него всем телом, чтобы гадёныш не смел вырываться, и схватил за волосы, наклоняя и оттягивая голову в сторону:
— Заткнись, Малфой! — выплюнул он, больно дёрнув его за светлые вихры. — Заткнись, или я за себя не отвечаю!
— Да неуже-ели? — каким-то непонятным тоном отозвался тот, вдруг странно заёрзав, но Джеймс пока был слишком распалён, чтобы обратить на это внимание.
На данный момент его занимало совсем другое: эти уроды, его сокурсники, так его достали, что он, по характеру вообще-то неконфликтный, впервые в жизни проявил агрессию. Причём направлена она оказалась не на его обидчиков, а на невинного человека. На первого, кто попался под руку, а им оказался Малфой. Правда, справедливости ради, следовало признать, что назвать Скорпиуса «невинным» ни у кого бы язык не повернулся, но это уже частности.
А может, зря Джеймс все эти годы старался держать себя в руках и не нападать первым, считая, что тогда он ничем не будет отличаться от подонка-Уотсона с его компанией?
— Я сказал — закрой рот, — ничего не соображая, прошипел Поттер, снова встряхнув почему-то совершенно не сопротивляющегося Малфоя. Ярость всё больше клокотала внутри, и одновременно к ней примешивалось непривычное ощущение — чувство власти над покорно застывшим в его крепкой хватке телом. Джеймс, не узнавая сам себя, а может быть, просто устав быть всё время лишь жертвой, буквально упивался этим новым, головокружительным ощущением.
Немного отстранившись от белобрысого, он грубо вцепился в его запястья, заводя их ему за голову и с силой впечатал в стену, не вполне понимая, зачем он это делает, — просто так мелкий гадёныш выглядел более беззащитно, и это пьянило ему кровь, заставляя его внезапно вырвавшийся на свободу охотничий инстинкт почти урчать от удовольствия.
Джеймс окинул прижатого им к стенке Скорпиуса мутным взглядом и тут, наконец-то, заметил сразу несколько странных вещей: Малфой, этот айсберг во плоти, известный всем и каждому своей чёрствостью, холодностью и абсолютной беспринципностью, в данную минуту стоял перед ним, раскрасневшись, и тяжело дышал. И смотрел не отрываясь, горящим взглядом в его лицо, неосознанно облизывая пересыхающие губы.