— И цементная крышка восемнадцатидюймовая?
— Да. Цемент располосован прямыми линиями на восемнадцатидюймовые квадраты, и этот квадрат никак не отличается от других, разве что своей подвижностью.
— Значит, Трэгг не удивился?
— Глазом не моргнул. Разглядывал пустой тайник с равнодушным видом, но я подметил, что у него изредка появлялась этакая лисья улыбочка. Когда Холстед воскликнул: «Не может быть!», рухнул на колени, начал обшаривать хранилище, Трэгг схватил его за руку и сказал: «Прошу не оставлять отпечатков!»
— Как отреагировал Холстед?
— Возразил: «Какое это имеет значение? Мои отпечатки там и так имеются. Я видел эти деньги. Сам пересчитывал их. Я знал, что они хранятся здесь».
— А что Трэгг? — поинтересовался Мейсон.
— Трэгг опять состроил свою лисью морду и заметил: «Что ж, мистер Холстед, тогда, надо позаботиться и об остальных».
— Что было дальше?
— Они наскоро составили опись конторы и вновь заперли помещение. Холстеда взяли с собой. По-видимому, надеются извлечь из него дополнительную информацию, а вот о какой фазе сюжета, не представляю.
— Как они восприняли твое присутствие? — спросил Мейсон.
— Чуть не выкинули в прямом смысле. Но я показал им письменное распоряжение миссис Фремонт, и один из полицейских обозвал меня ловкачом. Я отверг это обвинение, нет, мол, такого закона, который запрещает мне работать на тебя и выполнять поручения других клиентов. Тогда Трэгг отозвал своих людей в сторонку, о чем-то тихо переговорил, потом подошел ко мне и сказал, что готов войти в мое положение, что неизменно относится ко мне как к честному партнеру, высоконравственному следователю и не возражает против моего присутствия. Далее Трэгг выразил надежду, что я доложу миссис Фремонт, сколь уважительно встретили ее посланца, ведь они тоже стремятся к полной ясности, и любое лицо, представляющее ее интересы, полиция встретит с распростертыми объятиями.
— Черт бы меня подрал, — воскликнул Мейсон. — За всем этим кроется нечто такое, о чем мы не знаем. Полиция располагает информацией, которой нет у нас.
— Тебя это удивляет? — спросил Дрейк.
— Ни в коей мере, — ответил Мейсон.
— Что ж поделаешь, — заключил Дрейк, — пока дела обстоят так, а не иначе. У тебя есть какие-нибудь новости?
— Готовится слушание на большом жюри, — сказал Мейсон. — Они намерены осудить Нэнси Бэнкс за убийство первой степени и немедленно передать дело в суд. Предварительное слушание может притормозить процесс, так они, во всяком случае, считают. Им нужен приговор большого жюри, а стало быть, скорый суд.
— Ты, естественно, будешь оттягивать развязку?
— Я намерен предельно тщательно изучить материалы по делу, — ответил Мейсон. — Обзаведусь списком свидетелей, вызванных на большое жюри, и попытаюсь устроить небольшую мистификацию.
— Каким образом?
— Видел состязания по перетягиванию каната? — спросил Мейсон. — Одна сторона неожиданно поддается, а когда противники валятся друг на дружку, делает рывок и добивается победы с такой легкостью, словно никто и не сопротивлялся. Вот и я собираюсь поддаться Гамильтону Бергеру, нашему возлюбленному прокурору.
— И сколько ты ему уступишь?
— Столько, чтобы он мог повеситься на излишках каната.
— Небезопасная затея, — предупредил Дрейк. — Гамильтон Бергер боец жесткий и находчивый. Когда недостает надежных улик, он проигрывает дела. Но, имея на руках неопровержимые факты, он готов сражаться со стаей тигров и побеждает.
— Знаю, — задумчиво произнес Мейсон. — Но у меня появилась одна занятная идея, и пока я тешусь ею.
Судья Наварро Майлс задумчиво посмотрел на Гамильтона Бергера, окружного прокурора.
— Защита имеет право на отвод присяжных.
Мейсон встал.
— Если суду угодно, мы откажемся от этой процедуры. Состав суда представляется защите вполне приемлемым.
— Отлично. Тогда суд принесет присягу.
Члены жюри одновременно встали и, подняв правые руки, поклялись добросовестно и справедливо рассудить конфликт между штатом Калифорния, с одной стороны, и Нэнси Бэнкс — с другой.
Судья Майлс снова задумчиво взглянул на Гамильтона Бергера.
— Верны ли мои предположения? Окружной прокурор намерен лично вести дело?
— Да, ваша честь. Моим помощником выступит Роберт Калверт Норрис, но преимущественно дело вести буду я сам.
На лице судьи невольно отразилось любопытство. Гамильтон Бергер продолжал: