— Не знаю. Наверно, для страховки.
— Интересно, звонил он ей потом, говорил, что изменил планы и летит домой?
— Она не говорила о втором звонке.
— Вы звонили ей около пяти?
— Да, в самом конце дня.
— Он всегда был такой дотошный?
— В каком смысле?
— Всегда ли он звонил, а потом посылал телеграмму с той же просьбой?
— Он мог сначала послать телеграмму, а потом позвонить.
— Все равно.
— А почему бы не позвонить и не послать телеграмму? Все равно компания оплатит. Вы об этом не подумали?
— Нет.
— Подумайте. Очень вас прошу.
— Почему?
— Потому что вы неотразимы.
— Будет вам!
— Вы уж мне поверьте. Меня удивить непросто, но кажется, я в вас влюбилась!
— Это невозможно!
— Вы так думаете?
— Конечно. Разве можно влюбиться в человека, толком го не зная? Так бывает в кино.
— Я знаю про вас все, что надо, — отрезала Анна. — давайте выпьем еще по одной.
— Хорошо, — сказал Клинг и сделал знак официанту. — Еще по одной, — распорядился он, когда тот подошел к их столику.
Анна смотрела на него широко раскрытыми глазами. И вдруг его осенило: да она же и впрямь влюбилась! Придя к такому выводу, вслух он сказал:
— Как вы верно заметили, у нас деловая встреча, и значит…
— Это не просто деловая встреча, — возразила Анна, — и вы прекрасно это понимаете. Вы знали это уже в тот момент, когда согласились прийти. Я хочу переспать с вами. Поехали ко мне!
— Погодите, — сказал Клинг, оттягивая время. Про себя он думал: «Ты что, совсем рехнулся? Говори «да», плати по счету и тащи ее туда, куда она скажет, пока не передумала». — Вы меня совсем не знаете, — наконец вымолвил он. — Мы даже толком не поговорили.
— О чем тут говорить? Вы красивы и храбры, потому что в вашей работе требуется храбрость. И еще вы романтик, иначе с чего бы вам бороться с преступностью. Кроме того, вы умны, и мне нравится, как вы смутились, когда я заговорила про постель. Больше мне о вас знать ничего не надо. Например, есть ли у вас родинка на бедре или что-то в этом роде.
— Родинки нет, — улыбнулся Клинг.
— Ну так что?
— Я… Я сейчас не могу.
— Почему? — Анна придвинулась к нему ближе и накрыла его руку своей ладошкой. — Берт, — прошептала она. — Я люблю тебя, я хочу тебя…
— Послушайте, — сказал он. — Мне надо немножко подумать… В конце концов…
— Ты меня не хочешь?
— Отчего же?
— Уже хорошо, — улыбнулась она. — Один — ноль в мою пользу. Что же тебе мешает?
— Я помолвлен. Я уже говорил.
— И что с того?
— Вы, наверно, не хотите, чтобы я…
— Хочу! Страстно!
— Не могу. Сейчас не могу. А может, и вообще…
— Мой телефон: Вашингтон 6-3841. Когда уйдете <и своей подруги, позвоните мне.
— Я сегодня к ней не иду.
— Отчего так? — удивилась Анна.
— По средам вечером у нее занятия.
— Тогда тем более поедем. Платите по счету!
— Заплачу, конечно, — согласился Клинг, — но это не меняет дела.
— Мы едем ко мне, — сказала Анна. — Мы будем любить друг друга шесть раз, потом я приготовлю обед, и снова шесть серий любви. Когда вам завтра на работу?
— Нет, — отрезал Клинг.
— Как знаете. Запишите хотя бы мой телефон.
— Ян так его помню.
— Великий сыщик! Повторите номер.
— Вашингтон 6-3841.
— Вы мне позвоните еще сегодня, — сказала она. — Когда представите себе, как я лежу в постели одна и умираю от любви.
— Не уверен.
— Пусть не сегодня, — уступила она. — Но в скором времени.
— Не могу обещать.
— Неважно, — сказала она. — Если не позвоните вы, то я сама вам позвоню. Берт, у меня нет предрассудков. Я хочу вас, и я получу вас. Считайте это предупреждением.
— Вы меня пугаете, — сказал он совершенно искренне.
— Это хорошо. Может, я вас к тому же немного возбуждаю?
— Да, — признался он. — Самую малость.
— Два-ноль, — сказала Анна и стиснула ему руку.
ГЛАВА VII
В четверг был Хэллоуин, канун Дня Всех Святых, и поэтому расследование не продвинулось ни на шаг. И это неудивительно: в этот день колобродят ведьмы, вампиры, домовые и прочая нечисть, изо всех сил мешая хорошим людям совершать добрые дела. Доброе дело, которое пытались совершить детективы 87-го участка, со — гояло в попытке разгадать убийства, но 31 октября с дела, ь то было невозможно. Расследование топталось на месте. Впрочем, 31 октября у полиции и без того хлопот хватает.
Что может быть благопристойней Дня Всех Святых? Но его канун, Хэллоуин, превратился в Америке в нечто совершенно непристойное. В детстве Кареллы 31 октября было принято куролесить, но по сравнению с тем, что торилось сейчас, это были невинные забавы. В те далекие щи Карелла рыскал по улицам осеннего города, нацепив шлем авиатора с очками-консервами, вооружившись мелком, палкой, выломанной из ящика, или мешочком муки.