Стычка затянулась, и это дало возможность подоспеть другим отрядам. Чакырджалы снова очутился в кольце. В перестрелке было уже ранено два нукера. Если из строя выбудут еще двое и огонь ослабнет, противник тотчас двинется вперед. И тогда уж ничто не поможет Чакырджалы. О прорыве нечего было и думать. Оставалось лишь покорно ждать, когда свершится воля судьбы. Чакырджалы хорошо видел Мехмеда-эфенди и, скрипя зубами, грозился:
— Ну погоди, чертово отродье! Только попадись мне в руки!..
Он бы и выполнил угрозу, да только прежде ему надо было подумать о своем собственном спасении.
Как только пала ночная тьма, Чакырджалы приказал нукерам:
— Собирайте ветки. Пусть несколько человек продолжают стрелять, а все остальные собирайте ветки.
Сами не зная для чего, нукеры набрали полные охапки.
— А теперь привяжите ветки к спине и голове. Смотрите, чтобы не было шороха. И продолжайте стрелять.
Ночь была хоть и звездная, но достаточно темная. Тяжелая, душная.
Окружавшие их отряды палили наугад, вслепую, рискуя попасть в своих же.
— Прекратите огонь. Идите за мной. Только старайтесь не шелестеть.
Шайка направилась к наиболее слабому звену вражеской цепи. Казалось, будто это ветер перекатывает вырванные с корнями кусты. У края отвесной пропасти они остановились и замерли. Ни дать ни взять кустарник.
Вражеские отряды подождали час-другой. Все время стреляют — и никакого ответа. Одно из двух — либо все люди Чакырджалы перебиты, либо бежали. Измученные, выбившиеся из сил преследователи поплелись в ближайшую деревню. Остался лишь лейтенант Мехмед-эфенди со своими жандармами. Хорошо изучив повадки Чакырджалы, он был уверен, что тот скрывается где-нибудь поблизости.
Но и Чакырджалы хорошо знал Мехмеда-эфенди.
— Этот человек наверняка не ушел вместе со всеми, — сказал он своим нукерам. — Сидит где-нибудь, нас поджидает. Надоел мне этот ублюдок, просто сил никаких нет. Сейчас мы его возьмем живым. Я с ним потолкую. Спрошу, почему он ходит в рабах у этих османцев, против бедняков воюет. Неужели такой йигит не может найти себе более подходящее занятие? А уж потом мы разрежем его на куски и пошлем останки Махмуду Мухтару-паше. Что скажешь, Хаджи?
— Я как ты, мой эфе.
— Неужели Мехмед-эфенди не знает меня? Не знает, что я друг бедноты? Не знает, что за все то время, что я в горах, я не совершил ни одной несправедливости? Почему же он столько лет преследует меня с таким ожесточением, будто я убил его родного отца?.. Нет-нет, я должен с ним потолковать. А уж потом пошлю его в подарок османцам.
Нукеры в недоумении. Что с эфе? Никогда еще не говорил он так пространно и так взволнованно. Свои мысли он обычно держит при себе, а тут вдруг весь выложился. Что-то, видимо, его сильно задело.
— Идем, — сказал им Чакырджалы. — Если они, как я думаю, здесь, прикончим жандармов. Но самого Мехмеда-эфенди не трогайте. Надо взять его живьем. — Слово «живьем» он повторил несколько раз.
Немного погодя грянул залп. Из всех жандармов уцелел только Мехмед-эфенди.
— Сдавайся, Мехмед-эфенди. Бросай оружие. Или получишь пулю в лоб.
Лейтенант принял решение с быстротой молнии. Живым Чакырджалы его не отпустит. Бежать некуда — сзади пропасть. Остается одно. «Умру, но не дамся разбойнику», — сказал он себе и бросился вниз.
Все это произошло мгновенно, так, что даже Чакырджалы, с его поразительной быстротой, не успел выстрелить.
— Вот нечестивец! — воскликнул он. — Покончил с собой, но не сдался. Ну и черт с ним! Туда ему и дорога!
Однако вопреки своим словам он был сильно расстроен. Как будто потерпел крупную неудачу. Он хорошо знал, что пропасть очень глубокая, ее крутой склон и дно усеяны острыми, как ножи, скалами, и не сомневался в гибели лейтенанта.
Но, падая, Мехмед-эфенди зацепился за дерево. С большим трудом он выкарабкался из пропасти и отправился искать какое-нибудь убежище.
В этом бою Чакырджалы потерял двоих убитыми, еще двоих ранили. Спасение было одно — бегство.
— Вы спрячьтесь здесь, на кукурузном поле, — сказал он раненым. — А утром я пришлю за вами людей с лошадьми.
— Аман, эфе! Как бы нас тут не нашли и не убили!
— Не бойтесь, ничего с вами не случится. Но сейчас взять вас с собой мы не можем. Ждите.