— Ты прав, эфе. Это нам на руку.
— Вот чем бы только нам заняться? Нет ли в этих краях какого-нибудь ага, притесняющего бедняков? Которого все ненавидят?
— Есть такой. Мустафа-ага, покровитель Верзилы Джерида. Он, кстати, и с твоим отцом враждовал. Но справиться с ним нелегко. Его дом охраняют сторожа и нукеры. Он подкармливает многих разбойников. Среди них и сам Чамлыджалы. Все бедняки — отсюда до Одемиша, от Одемиша до Айдына — ненавидят его лютой ненавистью. Но справиться с ним, повторяю, дело нелегкое. К тому же поместье его — на равнине.
Чакырджалы пробуравил нукера острым взглядом:
— Ну что ж, случай подходящий. Этого Мустафу мы слопаем прямо с потрохами. Нападем на дом. Если денег не окажется, уведем хозяина в горы. А не захочет дать — тут же на месте и прикончим. Попроси-ка Вели-ага разведать, дома ли сейчас Мустафа.
— Пусть Чобан сходит, а потом и мы…
— Нет уж, сходи лучше ты сам. А я подожду тебя у Кровавой могилы, возле Бешик Джевиза.
Хаджи не стал тянуть с этим делом, сразу же отправился в путь. Лицо у него было озабоченное, суровое.
Тяжелая, словно каменная, навалилась темнота на мир. Ни зги не видно. Сеется мелкий дождь. Чакырджалы и его нукеры идут крадучись: опасаются попасть в засаду. На своих лазутчиков они еще не вполне полагаются — люди непроверенные, могут и предать. Даже направление Мехмед выбрал не то, какое им советовали, — прямо противоположное. Хаджи — впереди, метров на сто; за ним — Чакырджалы, а позади — Чобан Мехмед. Метрах в пятидесяти от усадьбы Хаджи остановился и подождал, пока к нему присоединятся остальные.
— Вы оставайтесь снаружи, — распорядился Чакырджалы. — А я войду в дом. Если дверь заперта, открою ее пулями. Бояться нам некого — Хасан-чавуш сюда и за день не доберется… Если начнется перестрелка, не беда. Так-то оно, пожалуй, даже лучше будет, Хаджи.
— Лучше?
— Да.
Чакырджалы перескочил через дувал во двор усадьбы. Он хорошо знал, в какой комнате находится хозяин, с кем он обычно проводит свои вечера и даже сколько в доме денег.
Добравшись до двери комнаты, где Чакырджалы предполагал застать хозяина, он постучал.
— Кто там?
— Мехмед. Хочу повидать ага.
Без всяких расспросов дверь тотчас же отворили. Нетрудно было понять, что здесь никого не боятся.
Едва переступив порог, Чакырджалы прицелился в хозяина.
— Не шевелись, ага. Буду стрелять без предупреждения.
Мустафа-ага сидел, не выказывая никаких признаков тревоги.
Только слегка выпрямился и спросил:
— Ты кто такой? И чего тебе надо, сынок?
— Я Чакырджалы Мехмед. Я знаю, что у тебя дома хранится тысяча триста лир. Если ты мне не отдашь тысячу двести, то…
Ага громко рассмеялся:
— А, Чакырджалы. Слышал я, что ты недавно в горы поднялся. Хотел тебя даже в гости пригласить, пару дельных советов дать.
— Ты мне зубы не заговаривай, ага! Выкладывай деньги!
— Неужели ты не знаешь, сынок, что против Мустафы-ага никто не смеет идти?!
— Заткнись, черноверец! Надоело мне слушать твою болтовню. Где деньги?
Чакырджалы перевел взгляд на людей, сидевших вокруг хозяина. Все они были мелово-бледны.
За спиной Чакырджалы стояли его нукеры.
— Ты только посмотри на этого черноверца, Хаджи! Он, видишь ли, считает, что никто не осмелится против него пойти. А ну-ка забери у него все деньги, до последнего золотого!
Хаджи подошел к хозяину:
— Давай деньги, пес шелудивый! Или я тебя прихлопну на месте!
Ага видит: дело плохо. Понял наконец, что рта лучше не раскрывать, не то пулю сжуешь. С этим Чакырджалы шутить не приходится. Видно, он из тех, что все хорошо продумывают, подготавливают, а уж потом ни перед чем не останавливаются. Ага тяжело поднялся и в сопровождении Хаджи поплелся в соседнюю комнату.
Когда они вернулись, у Хаджи в руках был мешочек.
— Высыпь деньги на стол, пересчитай! — приказал Чакырджалы.
В мешочке оказалось пятьсот лир.
— Ага, время дорого, тащи сюда остальные деньги.
Мустафа-ага вынес еще два мешочка.
— Это все?
— Все.
Хаджи сосчитал. Ровно тысяча триста лир.
— Верни сотню хозяину, — велел Чакырджалы, — может, ему понадобятся деньги на этих днях.
Хаджи нехотя отложил сотню.
— Ага, я слышал, ты человек умный. Теперь сам в этом убедился. Я бы хотел быть твоим другом. Но ничего не поделаешь: мы стали разбойниками недавно, позарез нужны деньги. Так что не обессудь.