Только когда мужики со двора забежали в избу получилось повалить Степана и хоть как-то усмирить. Он рычал как медведь и скидывал с себя мужиков, но те наваливались обратно, лишь бы не дать Степану встать.
- Она не могла помереть! Не могла так… она не могла… пустите, собаки! Сукины дети! Она жива! Пустите к ней… пустите… пус-ти… от-пус-ти…
На глазах его выступили слезы. Он перестал сопротивляться и заревел, но уже не яростно. Степан плакал. Мужики никогда не слышали такого плача. Глубокий и громкий крик, от которого, казалось, задрожал весь пол.
- Отпускаем, - сказал один из лесорубов и все по очереди слезли со Степана. Последние два усадили его спиной к стене и отошли к остальным.
- Почему?.. Отчего?... – сквозь слезы вопрошал он.
- Оказия, Степан. Всадники ехали по тракту и она выскочила. Никто ничего не успел. Слишком все быстро вышло…
- Всадники… - прошептал Степан. – Откуда? Кто?!
- Господа какие-то. Знает их кто? – спросил лесоруб остальных.
- Похож на Ивана Белобородого, сына наместника.
- Сын наместника… - повторил Степан. – Наместника… сын…
- Они вот оставили, - указал лесоруб на мешочек. – Там десять златцев… И то оставил не он, а второй.
- Десять златцев… столько она стоит… - шептал Степан.
- Сходите кто-нибудь за медовухой!
Кто-то принес медовуху. Степан не заметил как ему подали чарку, не заметил и как осушил несколько полных чарок подряд.
Несколько минут все молчали. Лесорубы боялись пошевелиться, а Степан смотрела на дно чарки и что-то бубнил. Наконец он встал. Мужики приготовились хватать несчастного отца, но тот лишь подошел к своей кровати, взял шерстяное одеяло и накрыл им дочь, оставив снаружи только голову. Он поправил ей волосы и сказал:
- Идем, к тебе Владислав. У вас изба побольше. Надо выпить.
- Конечно... идем, стало быть…
Лесорубы перешли в другую избу, где молча расселись за широкий стол. Несколько человек разлили медовуху по чаркам и все выпили. Лесорубы боялись даже думать, не то что говорить. Никто не знал, что делать. Один лишь Степан о чем-то думал и говорил тихонько сам с собой. Он изредка оглядывал всех исподлобья и командовал, чтобы наливали медовуху.
На дворе застучали лошади.
- Всадники, - сказал кто-то тихо, но тут же понял ошибку.
Заскрипели дверцы кареты и жалобно хрустнуло ось, под вздохи возницы.
- Э-э-эй! – прокричал кто-то неподалеку от дома, где сидели лесорубы. – Есть кто живой?
Степан так сжал чарку, что еще чуть-чуть и несчастный сосуд разлетелся бы во все стороны.
- Тихо, - сказал ему хозяин избы. – Это не они. Я выйду, посмотрю… Сидите тут все.
- А, наконец! – сказал мечник и положил руку на эфес меча. – Сколько звать-то можно. Ты, стало быть, один?
- Простите, у нас там… эх… - махнул Владислав. – Вам чего?
- Ты мне скажи, давно ли всадники проехали? Двое их. Сильно мы от них отстаем?
- Солнце над теменем было, когда они проезжали, - ответил Владислав, и на глазах его показались слезы.
- Ты чего удумал? Боишься, что я тебя бить буду? Ты не боись, я просто так никого не бью!
Неподалеку закашлял возница.
Степан все это слушал и бубнил что-то под нос. Он встал из-за стола, лесорубы тоже подскочили. Степан глянул в окно и тут же сел обратно. Лесорубы выдохнули и тоже расселись.
Владислав проводил карету взглядом и вернулся в избу.
- Путники… - сказал он, нервно смеясь, - дорогу спрашивали… всего-то…
- Сядь, - сказал Степан и указал тому на место подле себя. – Мне в дом надо. Не могу я вашу медовуху пить. Слабая. Я свое принесу.
- Мы с тобой! – подскочили все разом.
- Сидеть!
И все опустились на места.
- Ждите меня тут. И чтоб никто за мной не поплелся!
Степан вышел и закрыл за собой дверь. Невыносимо ему было в своей избе. Тяжких мук стоило ему не смотреть на Василису. Девочка так и лежала под одеялом. Чудо, на которое втайне уповал Степан, не случилось. Но ничего. Он знал, что делать дальше. Без Лисички ему жизни нет. Точно нет. Чего стоит его жизнь, когда из него вырвали целый кусок, той самой жизни? Забрали самое прекрасное, что было в нем и заменили на десять златцев! Нет уж, думал он, так не пойдет. Жизнь за золото? Собаки паршивые! Жизнь за жизнь! За жизни… если придется…
Степан спрятал в карман мешочек с золотом, закинул за спину чехол для топора и убрал в него любимое орудие. Прежде чем уйти он достал из-за своей кровати бутылку с настойкой и уже направился к выходу, но замер. Он стоял спиной к Василисе и прислушивался. Прислушивался так сильно как только мог. Хоть один звук… хоть маленький шорох… хоть что-нибудь и он никуда не уйдет… Тяжелая тишина пыталась прижать его к земле. Давила на плечи и бычью шею, но Степан стоял. Спиной он ощущал деревянную рукоять топора, и она казалась единственной его опорой.