Чужая ладонь закрыла мой рот, могла ли она с такой же лёгкостью перекрыть мою боль?
И тут, что-то полилось на меня, заглушая все истеричные приступы.
— А…А! — распахиваю глаза, долгие секунды разглядывая муть, а потом…передо мной полуголый Рахим с кинжалом в зубах медленно проводит им по запястью.
И всё во мне взвыло.
— Не рань… — голос сорвался, пытаясь прорваться из-под его ладони, и я задохнулась собственной паникой.
— Тихо мартышка, успокойся- мужчина навис сверху- А, теперь… Катя! Успокойся!
— Не рань себя, из-за меня… прошу… Не рань себя- слёзы потекли совсем неосознанно, а возможно они уже текли от предыдущих вспышек боли, но я никак не могла их остановить.
Он поменял позу, уперев руку у моего лица и приблизив лицо к моим заплаканным глазам. И я затаила дыхание. Глаза… его глаза, что всегда были светло карими, а в полумраке вечера почти чёрными, теперь же еле светились волшебным зеленым цветом. Было ли это из-за помутнения моего рассудка, а может из-за пробивающегося лучика, из-под задёрнутой шторы, но эти зелёные глаза, заворожили меня, заставив забыть обо всём.
И в воцарившейся, волнующей тишине, Рахим приблизил к моим губам свою раненую руку, и я уже понимала, что должна делать.
Пересохшие губы почему-то не дали почувствовать вкуса. Я сделала пару глотков крови, перемешенной со слезами и слюной, просто вылизывая его руку и чувствуя, как где-то внизу, под полом, меня что-то зовёт. Я дёрнулась.
— Это портал. Ты, наконец, начала его чувствовать. — Рахим еле поморщился, когда я сильно задела языком рану. — Ты снова потеряешь сознание, но ненадолго. Отдайся забытью, я буду здесь.
Не то что бы, я не верила его словам, но я обняла его руку обеими руками и, повернувшись набок начала проваливаться в темноту.
Он словно почувствовал, что я пришла в себя.
— Во всём виноват браслет. Кровь Кима, используемая в ритуале, означала его смерть. Браслет взбунтовался предательством «Соратника» и начал тебя медленно убивать. Не вини Кима. Даже я не предполагал, что так получится.
Я сидела у него на коленях, укрытая одеялом и его руками. Чувствовала себя, как после обычного сна. Смысл сказанных Рахимом слов доходил медленно, как и воспоминания произошедшего.
— Сколько я … спала?
— Минут двадцать. — Рахим пересадил меня на диван, но словно потеряв равновесие я повалилась на подушки, выдав удивлённое «оу!».
— Ты всё это время держал меня? — глядя на хихикающего учителя, спросила я. Вид его обнажённого тела встревожил меня, представила бессознательную себя прижимающуюся к его груди и отвела взгляд, пытаясь спрятать смущение.
— Пришлось, ты вцепилась в мою руку как коала.
На обиду у меня было не то настроение и не тот запас сил. А вот спохватиться.
— Как твоя рана?
— Это ритуальный нож, малышка. — Рахим показал совершенно здоровую руку- от него раны затягиваются. А вот от потери крови, я очень оголодал. Перекусить не хочешь?
Он подобрал с пола валяющуюся футболку, и я наконец-то огляделась. Комнатка, чем-то очень похожая на мою, когда я жила у тёти. С права от окна диван, который, видимо, служил и кроватью, напротив небольшой шкаф. На полу не было ни ковров, ни дорожек. Только холодный линолеум. Помещение казалось не обжитым.
— Мы… у тебя дома?
— Дома? Ну, если хочешь так называть это место, то ладно. Мой дом. Моя холостяцкая нора. — он весело подмигнул, заставив меня невольно улыбнуться и позабыть, что передо мной взрослый мужчина лет под тридцать. — У меня в холодильнике также стандартный холостяцкий набор еды.
— Пельмени и бутерброды? — я захохотала, укутываясь в одеяло, так как тот факт, что я всё еще оставалась в белье, никак не изменился.
На сей раз, учитель улыбнулся странно. Тепло и вроде как даже нежно, словно открывая душу. Неужели это так действует осознание, что он у себя на территории?
Мне же от этого стало немного не по себе.
— Эх… Видела бы ты свою мордашку, не смеялась бы так- Рахим вышел из комнаты потом вернулся с пакетом. — Ким оставил тебе вещи. Ванная налево. Можешь принять душ… Да… А я пока… пельмешки сварю… Потому что ты права… Пельмени и бутерброды… да…
Он неожиданно замялся, и начал потирать шею, от чего та покраснела.
— Не трите так её.
— Мойся, иди. Чудо… чумазое. — и громко хохоча, он направился на право, видимо на кухню.
Зайдя в ванную, кисло осмотрела себя в зеркало, на лицо, перепачканное засохшей кровью и ванные принадлежности учителя, находящиеся всё в одной непромокаемой сумочке. Рытья я в ней не стала, мне было нужно только мыло и мочалка, и кроме них и полотенца данного Рахимом, более ничего тут не имелось.